Встреча в Женеве М. С. Горбачева и Р. Рейгана стала крупнейшим событием в международной жизни. Она явилась отправным пунктом на пути к повороту от конфронтации к конструктивному диалогу между СССР и США, в целом между Востоком и Западом.

Мне довелось присутствовать на этой встрече в качестве одного из участников советской группы экспертов. Мы приехали в Швейцарию за 10 дней до встречи, и первое, что поразило меня, — это удивительно насыщенная атмосфера ожиданий и надежд, связанных с встречей. У каждого из экспертов не было отбоя от представителей крупнейших теле- и радиокомпаний, газет и журналов США, стран Западной Европы с просьбой дать интервью, выступить с разъяснением советской позиции, ответить на острые вопросы, волнующие общественность Запада. Это объяснялось, конечно же, в первую очередь не персональным интересом к экспертам, а теми важными инициативами и практическими шагами, которые были сделаны советским руководством в преддверии встречи. Именно они создали хорошие предпосылки для ее успешного проведения.

Огромное впечатление на политических деятелей, представителей прессы Запада произвела конструктивная, динамичная позиция советского руководства, то, что было названо в кулуарах встречи «политическим стилем М. С. Горбачева». Как подчеркивал на своей пресс-конференции в Женеве советский руководитель, сама сложность международной обстановки убеждала нас в том, что прямой разговор с президентом США необходим. «Наш вывод был таков: пришло время, когда под угрозой всеобщей ядерной опасности надо научиться великому искусству, жить вместе».

Вот почему такое место на женевских переговорах заняли беседы М. С. Горбачева с Р. Рейганом с глазу на глаз. Пять-шесть часов лидеры двух великих держав, глядя в лицо, друг другу, обсуждали, в чем сходятся или сближаются интересы и позиции двух стран и в чем они расходятся или противостоят друг другу. Именно такой подход, такая новая дипломатия, такой политический язык обеспечили продуктивные переговоры.

В старину говорили, что первый принцип политической мудрости состоит в том, чтобы освободиться от безрассудства. Ядерная война безрассудна, с какой бы стороны на нее ни взглянуть — с Запада или с Востока. И отказ от нее — необходимая предпосылка совместных политических действий.

Крупным завоеванием политического разума является исходный пункт, зафиксированный в совместном советско-американском Заявлении: ядерная война никогда не должна быть развязана, в ней не может быть победителей. Признавая, что любой конфликт между СССР и США мог бы иметь катастрофические последствия, стороны также подчеркнули важность предотвращения любой войны между ними — ядерной или обычной. Они приняли обязательство не стремиться к достижению военного превосходства.

Центральное место на встрече заняли вопросы безопасности, прекращения гонки вооружений на земле и недопущения ее в космос. К сожалению, на данной встрече не удалось найти решения этих вопросов, и главной причиной, главным препятствием явилось нежелание американской администрации отказаться от своих планов «стратегической оборонной инициативы», которые во всем мире получили название «звездных войн».

За этой программой стоят конкретные люди в США — генералы, политики, ученые. Мы осуждаем генералов и политиков, которые продолжают тешить себя иллюзиями добиться военного превосходства над СССР и видят в гонке вооружений единственный путь к укреплению безопасности США. Но что касается моего личного отношения, то мне особенно отвратительна позиция тех американских ученых, которые выступают в роли энтузиастов и «толкачей» создания космического оружия. Они мне отвратительны вдвойне — как люди, которые предали и растоптали гуманистические традиции науки, и как специалисты, которые ведают, что творят (в отличие от многих политиков, которые могут и не отдавать себе отчета в действительных последствиях милитаризации космоса). Я вспоминаю благородный образ Леонардо да Винчи, который скрыл свое изобретение — возможность создания подводной лодки, — поскольку боялся, что оно будет использовано в целях войны. Я вспоминаю великого гуманиста Нильса Бора, который всеми средствами убеждал Ф. Рузвельта и У. Черчилля сделать все для недопущения гонки. В предлагаемом диалоге я попытался рассмотреть образ ученого, работающего над созданием космического оружия, попытался проникнуть в его психологию, рассмотреть доводы, которыми он обманывает других и самого себя. Как увидит читатель, этот образ имеет вполне реальный прототип...

…

Больничная палата. На койке лежит девушка лет двадцати. В углу сидит парень лет двадцати пяти. Стремительно распахивается дверь, и входит респектабельный мужчина лет семидесяти. Это отец Марии.

Отец. Моя девочка, моя бедная девочка! (Бросается к ней, прижимает к груди ее голову, пытается поцеловать.)

Мария. Отец! Осторожно, отец, мне больно...

Отец (сейчас только видит повязку на ее голове). О! Они избили тебя...

Мария. Избили? Да нет! Немного поцарапали.

Отец. Я был в участке. Я заявил протест, решительный протест!

Мария. Какой протест? О чем ты говоришь?

Отец. Я говорю о полицейских. Как они смеют избивать детей... наших детей?

Мария. Смеют? А почему же им не сметь? Кто может запретить им делать это? Это входит в правила игры. Да и мы вовсе не дети. И уж, во всяком случае, не ваши дети.

Отец. Как так? Это еще что такое?

Мария. Просто давно пора оставить патерналистский тон. (Мягче.) Я говорю не о тебе лично, папа. Обо всем вашем поколении. Вы присвоили себе право решать все за нас. Смотреть на нас как на несмышленышей. В полицейском управлении, когда узнали, чья я дочь, тоже говорили: «Ай, ай, ай! Что ж ты, бэби? Бросаешь тень на своего отца. На такого человека! Ведь это наша национальная гордость. А ты связалась с какими-то длинноволосыми подонками, скандалишь возле Белого дома, царапаешься, дерешься...»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.