Петрова работает в крупном офисе. Ее отношения с окружающим пространством послужат примером для любого менеджера

Пять дней в неделю, с 9.30 до 18.00, я двигаю точку собственной сборки. От переносицы к затылку и обратно скачет точка сборки, глаза мои косят и печалятся, смотрят вовнутрь. Вот почему я постоянно спотыкаюсь, вот почему прозреваю вторую офисную Вселенную. Здесь не дуют северные и южные ветра, лишь верхний – по головам, нижний – по пяткам; окна закрыты, но молния рождается где-то у шкафа и немо блистает над всем. Зачем нам ваш Грааль? У нас целый шкаф Граалей. Внешний мир присылает нам карандаши, растворимый кофе и пробковые доски, прося взамен лишь бумажки с каракулями вождя аборигенов. Это все, что у нас осталось: письменность и телефонные трубки.

В лабиринте из зеленых перегородок, где видно лишь самых рослых, некто бесконечно крадется к кулеру. Донесения летают с гонцом меж отделами и зданиями. Расскажи мне, кто эти люди, меняющие работу, если единственное изменение – цвет перегородок в офисе? Дезертир забирает свою личную кружку, новобранец привозит свою.

У любого человека три лица: прекрасное, не видное смертным; человеческое, которому интересно и страшно, грустно и весело, а также служебное, не знающее ненависти. Сотрудник вносит себя в офис, бесконечно чистого и рабочего. Мысль его прозрачна, глаза упрямы, он приветлив и разговорчив, хотя говорит ни о чем. Первым делом включает компьютер и заваривает чай.

К обеду он вспомнит то, чем был до работы, и начнет томиться. «Зарыт я, заперт; никто не уведет меня за руку в дивный мир, где, окучив картошку, все пьют парное молоко из стеклянной банки. Где моя худая корова, где крикливая жена, где изба моя без единой книги?»

Слава богу, что ко второй офисной Вселенной примыкает третья – отдохновенная. Когда моя задница становится плоскостью, я иду курить; меж парковок – зачарованный сад, где никто не стрижет траву, не кастрирует деревья, не сгребает листву, где листья осенью становятся не бурыми, но желтыми или багровыми, где за покосившимся забором царит третий мир, запасной, на случай, если этот совсем сгниет. В зачарованном лесу я впервые видела дятла и узнала, что они действительно долбят так, что кора разлетается во все стороны. На темной лавочке сижу я, пригнувшись, и принюхиваюсь к изумрудной траве – я чую, где-то в саду растет гриб, совсем скоро я его найду.

Еще не начался сентябрь, когда я нашла под окнами растение, распавшееся на детали: горшок, поддон, керамзит, герань с комом земли на корнях. Я собрала ее по частям, я понесла ее в рекламное бюро, потому что там на подоконнике зеленел сад, там было открыто окно, под ним все и валялось. Но рекламное бюро не признало цветок своим.

Так я удочерила герань. Она засыхала в офисе, желтела и роняла листья на клавиатуру. Стоило унести ее домой, она зацвела алыми цветами – ярче, чем клубничное варенье, чем щеки смущенной библиотекарши, чем кровь пионера. Иногда я подкрадываюсь к ней и говорю: «Офис, офис», – и цветы ее бледнеют.

До шести вечера я сижу за столом, и каждый проходящий взглядывает на меня с недоумением. Я ежусь от неуюта. «Воблер, – шепчу я. – Чешир. Трофоллаксис».

Однако я старательно исполняю свое дело – несу ответственность. И когда я умру, кто похоронит меня за принтером? Кто будет кормить волшебный народец в коробках крошками? Куда уйдет он, обиженный? Кому достанется дырокол, единственный символ моей власти? Только молоко скисает в холодильнике неоткрытым, и забытый обед покрывается плесенью. Так остается офис покинутым до понедельника, и ведьмы распечатывают в нем схемы для вязания.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

комментарии

Sergey Brazhnikov , 26.11.2010 07:31

Замечательно, особенно про дырокол (у меня кстати тоже есть) и про выходных ведьм...