Художник идет не куда-то спортивно вперед, по горизонтали, а внутрь — по вертикали. «Быть самим собой» — вот вечная, вполне выполнимая и все же до конца невыполнимая в истории поэзии задача.

Именно потому, что не всегда удается найти себя, так монотонно однообразны выходящие сборники многих молодых поэтов. А ведь эксперимент, поиск, желание сойти с накатанных рельсов, пошевелить плечами, чтобы ощутить свободу в движении, — все это свойственно молодости. Без риска, без художественного риска поэтических побед быть не может. Вот почему мне очень нравятся стихи молодого московского поэта Карена Джангирова. Он смело пишет, так, как до него в нашей поэзии не писал никто. На творчестве этого поэта я хочу остановиться.

В его стихах меня прежде всего привлекает яркое сочетание парадоксального мышления и своеобразного видения мира. Не случайно, что основная форма выражения его поэзии — верлибр, белый стих. Мне думается, что именно свободная манера стихосложения позволяет улавливать и фиксировать тончайшие всплески самых разнообразных настроений. Каждое стихотворение — мгновенный слепок сложного, глубоко сокрытого мира. Одной из основных особенностей стихов является их редкое взаимодействие. Иначе говоря, после прочтения одного стихотворения мы глубже воспринимаем другое, которое, в свою очередь, подготавливает нас для более тонкого восприятия последующего. И это взаимодействие, на мой взгляд, явление даже более ценное, нежели просто цельность творчества. Стихи Джангирова — это изящные маленькие кубики одного и того же здания очень хрупкой конструкции. Здания, которое совсем не просто увидеть, только под определенным углом перед нами постепенно вырисовывается, проступав" его очертание, подчас самой неожиданной формы. Малейшее изменение угла, малейший уход в сторону — и видение исчезает, оставляя странное ощущение срыва. Я думаю, что это объясняется самой природой творчества — непрерывное балансирование на тонкой, почти невидимой грани, по одну сторону от которой Смысл, по другую — Ничто. Поэт отнюдь не уничтожает смысл, он преодолевает его путем умышленной деформации и рассечения внешней оболочки образов. Смысл его поэзии — это смысл ветра, снега, дождя... А какой смысл дождя? Не знаю, но если он есть, то он прекрасен! И это качество поэзии — состояние невесомости между двумя полярностями — я отношу к несомненным ее достоинствам, во всяком случае, это гораздо интереснее версификационного подхода, умозрительности и примитивизма, присущих многим молодым поэтам.

Другим достоинством поэзии я считаю разработку ритмического поля в пространстве между свободным и белым стихом. Вообще находки в области ритма занимают значительное место в его работе. Не применяя изъезженных ритмов, используя самые разнообразные (порой это гармонически сконструированная аритмия), он как бы сгущает, уплотняет до предела и без того насыщенную внутренность стиха, создает благоприятные и, быть может, единственные русла для свободного течения образов.

Хочу отметить еще одну черту в его творчестве. Мне кажется, что он никогда не начинает писать, не представляя заранее (хотя бы отдаленно) конечного результата. Только уловив пускай еще неясную, но все же суть, он приступает к работе. В основе каждого стихотворения лежит какое-то зерно, какая-то точка отсчета, а точнее, даже точка завершения. Я думаю, что очень часто именно последние строчки стихов являются в определенном смысле началом его работы. Он, как бы просветив, увидев на миг лежащий в окрестности мир, начинает кружиться, собирая по пути едва уловимые подробности, и при этом равномерно сужает круги. В этой связи да и, пожалуй, для всего его творчества очень характерно одно из недавно опубликованных в альманахе «Поэзия» стихотворений, которое уместно здесь привести.

Как раненный звездами коршун,
припадая на правую ноту,
он волочится кругами по комнате
вокруг деревянного столика,
на котором в сверкающей вазе
покоится круглое яблоко,
он в руки берет это яблоко
в десятый,
а может, в двадцатый,
а может, и в сотый раз,
чтоб еще раз,
еще
и еще
убедиться в его округлости.

Подводя итоги, я бы сказал следующее. Резко выраженная индивидуальность придает стихам некоторую сложность. Однако сложность в поэзии бывает двоякого рода. Это может быть нарочитая, искусственная, придуманная сложность, напоминающая жонглирование пустыми гирями. Сложность же молодого поэта — это сложность совершенно другого рода, сложность, идущая от глубины личности автора, от невозможности писать иначе. Стихи — это прежде всего средство для выражения личности. Поэт делает очень трудное дело, трудное потому, что все новое всегда утверждается с трудом, к тому же верлибр, да и белый стих мало свойственны самой природе русского стихосложения, и все же я верю, что и такая поэзия будет оценена читателями «Смены» по ее высокому достоинству.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.