Я доверяю вам, доктор...

Мне вовсе не хочется в тысячу первый раз писать о руках хирурга, хотя бы потому, что у него есть и другие, не менее важные достоинства. И все-таки я не могу не сказать, что руки, которые я увидел, поразили меня своей особой, профессиональной красотой. Они созданы для той единственной работы, которую призваны делать.

Им двадцать три года — не так уж мало и не так уж много: они более ста раз держали скальпель и более ста раз сильным и точным движением надрезали ткань, чтобы остановить болезнь, прекратить страдания, вернуть жизнь. Они принадлежат студенту 6-го курса Куйбышевского мединститута Игорю Денисову.

Рассказывать о нем, отвлекаясь от той единственной работы, которой он посвятил жизнь, нельзя. Он работает 24 часа в сутки, а если бы их было 48, производительность его работы увеличилась бы ровно вдвое. Я не знаю, какие сновидения посещают Денисова, но, думаю, они связаны с его работой. Иначе думать нельзя. Нельзя думать иначе, потому что его жизнь и работа — одно и то же. Я убедился в этом, когда провел с Денисовым один день. После я не рискнул задавать ему традиционного журналистского вопроса, любит ли он свою работу. Я видел, как он это делает.

В «предбаннике» операционной стоит густой пар: готовят инструменты, врачи долго и тщательно моют руки. Точными движениями, отличающими профессионала, он натягивает перчатки, сестра сзади завязывает халат и маску. Неся руки перед лицом, он быстрыми шагами входит в операционную.

Для непосвященного операция — это тысячи впечатлений. Они были, но дело не в этом. Поразило другое.

Мне пришлось присутствовать при так называемом тяжелом случае; ясно только одно — нужно оперировать, но точный диагноз будет поставлен, когда вскроют полость. Можно ожидать самого худшего. Я знал все это из разговоров перед операцией. И поэтому особенно удивили и озадачили весьма неподходящие, как мне показалось, к серьезности момента, слишком уж спокойные реплики, даже шутки, которыми хирург Денисов обменивался с ассистентом и сестрами. Мало сказать, меня это удивило, — через некоторое время стало казаться, что я присутствую при обычном явлении, когда, например, механик ремонтирует машину и спокойно переговаривается с товарищами: «Сейчас сменим кольца, отрегулируем клапана — и будет работать, как новенькая». В такой интонации, в таком темпераменте шел разговор в операционной. Только говорили не о машине, а о живом человеке.

Я не мог не спросить его об этом.

Неужели профессиональная привычка способна воспринимать трагедию как водевиль?

Ему кажется, что если я подумаю, то откажусь от своего сравнения. Да, конечно, привычка привычкой, но дело не только в этом. Вернее, совсем не в этом. Это другое. Только так должен вести себя хирург во время операции. Да, он уверен в этом. Видел на примере работы корифеев хирургии. Эти специально созданные спокойствие и будничность определяют ту единственно необходимую атмосферу в операционной, при которой только и может происходить это серьезное и крайне трудное дело. Спокойным должен быть больной, спокойным должен быть ты сам, ассистент, сестры...

Он задумался, точно припоминая что-то. «Вы думаете, я не волнуюсь?» Он не был на фронте, но ему кажется, что подобное состояние должен испытывать командир: поднимаясь в атаку, он, как и всякий нормальный человек, испытывает страх. Он должен, он обязан подавить страх сознанием необходимости, трезвостью логики; тогда происходит то, что потом называют смелостью. Она обеспечивает успех... Нечто подобное происходит с ним в операционной. Кажущаяся легкость поведения хирурга во время операции, даже шутки — тот арсенал средств, которые обеспечивают нормальный режим работы.

— Хорошо, доктор! Поздравляю вас, — сказал после операции профессор, опытный хирург.

Мне было приятно услышать из его уст это почтительное «доктор», обращенное к студенту, ведь это подтверждало и мои впечатления о профессиональном уровне Денисова. И все-таки я спросил профессора:

— Это действительно хорошо, или вы говорите так, чтобы подбодрить молодого хирурга?

— Это очень хорошо. Не потому, что он студент. Я бы сам смело подписался под такой работой. Денисов, так сказать, редкий случай: профессиональная зрелость наступила у него в студенческие годы. Это прирожденный медик.

Профессор не хочет делать никаких прогнозов по поводу его будущего, но он твердо уверен, что Денисов никогда не будет средним врачом, а в профессии медика это говорит о многом. Пожалуй, в этом смысле их работа что-то вроде поэзии. Есть поэты, и есть люди, пишущие профессиональные стихи. А это не одно и то же. Денисов стал врачом не потому, что пошел в медицинский институт. Он пошел в медицинский институт потому, что должен был стать врачом.

Мне было понятно, почему он выбрал медицину. Но что заставило его остановиться именно на хирургии? Об этом я спросил его после того, как увидел его артистическую работу в операционной.

— Да, решил однажды раз и навсегда. Впрочем, сначала о моем приятеле, о том, как он выбрал профессию. В школе он рисовал, как и многие, может быть, получше. Но мир виделся ему, как и нам с вами, должно быть, серым, лишенным ярких красок, совсем не таким, каким мы привыкли видеть его на картинах художников. И однажды обычным дождливым днем он вышел на улицу — дома серые, серая земля, и небо тоже серое. И вдруг все преобразилось: он увидел, что розоватые стены домов бросают розовый отсвет на мокрую землю, а казавшиеся серыми лужи сверкают зеленью деревьев и синими проталинами неба. В тот день он понял, что такое живопись. Он рассказывал, что в тот день решил стать художником... Так почему я выбрал хирургию? Вы представляете себе, что такое эффект. операции? Я родился в семье врача, так что еще до института мне пришлось присутствовать на операции. До этого мне казалось, что больной, которого должны были оперировать, приговорен: в нем не было ни искры жизни. И вот операция. Потом я видел его каждый день. Он оживал буквально на моих глазах. Через семь дней это был уже нормальный, здоровый человек. Тогда я впервые увидел хирургический эффект, и он поразил меня на всю жизнь. Наверное, потому мы и разговариваем сейчас с вами о хирургии, а не о невропатологии, например... Вот видите, как все просто. Ну, до свидания! Мне еще нужно поработать. Знаете, в нашем деле, все равно что в современной физике: она движется такими темпами, что если отстал, потом наверстать очень трудно — или выходи из игры или ни о чем серьезном не думай.

Через несколько дней я зашел в клинику попрощаться. Денисова я нашел в палате около маленькой девочки, которую он тогда оперировал. Сейчас мне трудно было поверить, что несколько дней назад она перенесла сложную операцию. «Через неделю наша девчушка будет бегать». Я верю ему.

Прощаясь, я думал о том, что медик, в сущности, человек самой гуманной и доброй профессии и что именно ему каждый день приходится иметь дело с человеческими страданиями. И еще я подумал, что если когда-нибудь мне в качестве пациента придется иметь дело с хирургом, я бы хотел, чтобы им был Денисов.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.