Первые его стихи 1912-13 годов, из которых он даже составил маленький цикл под претенциозным названием «Больные думы», насквозь риторичны и подражательны Надсону, Кольцову, Никитину, раннему Лермонтову. «Небольшую, но ухватистую силу» Есенин приобрел после встречи с крестьянским поэтом Николаем Клюевым, ставшим его неразлучным спутником на долгие годы.

Клюев научил Есенина надевать и непринужденно носить различные защитные маски для спасения от «страшного мира». С ними и тетрадями юношеских стихов поэт отправился на завоевание Москвы, величая себя «божьей дудкой».

Три московских года жизни Сергея Есенина  – с августа 12-го по март 15-го - вместили очень многое. Работу в типографии ради хлеба насущного, роман с Анной Изрядновой, родившей ему сына, сближение с социал-демократами и полтора года учебы в народном университете имени Шанявского. Здесь, в «городе вязевом» пришло к Есенину и первое признание, пока еще только членами литературно-музыкального Суриковского кружка (по имени известного тогда в Москве поэта Ивана Сурикова). В свободные часы он бродил вокруг соборов Кремля, пропадал на Никольском книжном рынке, где приценивался к старым изданиям былин, «Слова о полку Игореве», томикам Лермонтова, Некрасова, Кольцова…

С тяжелым сердцем заходил Есенин в комнатку отца в Строченовском переулке, куда принес первый гонорар за стихи – целых три рубля! Отец, впрочем, отнесся к этому спокойно и все равно не дал сыну благословения на стихотворство. Зато устроил его в контору к своему хозяину, с условием, что Сергей поступит осенью в учительский институт. Через неделю начинающий поэт взял в конторе расчет и заявил отцу, что ни в какой учительский институт поступать не станет, а пойдет искать места в жизни.

Трудовая жизнь Есенина в знаменитой сытинской типографии осложнилась тем, что он между делом подписал письмо «пяти групп сознательных рабочих Замоскворецкого района». Далее последовали два обыска охранки на квартире, которую он снимал, и слежка за ним на протяжении недели. Побаловавшись игрой в «сознательного рабочего», поэт засобирался в Питер – ведь именно там была сосредоточена тогдашняя литературная жизнь. Он мечтал добраться до самого Александра Блока и получить его напутствие.

Прямо с вокзала Есенин поехал на Офицерскую. Не застав Блока, оставил ему записку и ринулся на его поиски по редакциям. Не нашел и вернулся обратно на Офицерскую. Дверь отворил сам Блок, величественный, высокий, статный и замкнутый. Через десять лет, уже в зените славы, Есенин признается в «Автобиографии»: «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот». Блок, оценив стихи деревенского поэта, не стал им заниматься, а направил к Сергею Городецкому. Тот, по сути, и открыл своему тезке дорогу в литературу.

В следующие месяцы Есенин свел знакомство с Мережковским и Зинаидой Гиппиус (которую назвал в письме «Гиппиусихой»), Ахматовой и Гумилевым, Вяч. Ивановым, Цветаевой, Рюриком Ивневым… Элита «Серебряного века» благосклонно встречала кудрявого самородка «от сохи». «Факт появления Есенина был осуществлением долгожданного чуда». Так писал позднее его главный покровитель С.Городецкий.

Литературная летопись не знает более легкого и быстрого восхождения на Парнас. Всеобщее признание пришло к Есенину буквально за несколько недель. Из редакции в редакцию его передавали по эстафете рекомендательных писем. Публикации стихов Есенина и отзывы о нем посыпались как из ведра. Поэта наперебой стали приглашать в салоны петербургских меценатов и на литературные вечера. А ведь к Городецкому от Блока он заявился с черного хода и осведомился у кухарки, не надо ли чего покрасить…

Возможно, то была одна из расхожих масок Есенина, который еще долго щеголял на званых вечерах в косоворотке и лаковых сапогах, с гармошкой под мышкой, сменившейся затем цилиндром. На фоне пресловутой желтой кофты Маяковского и прочих эпатажных выходок футуристов даже исполняемые порой Есениным по просьбе салонной публики матерные деревенские частушки не выглядели чем-то необычным. Его обхаживали в богатых буржуазных домах и на тусовках «золотой» молодежи.

О том, что этот «пастушок» ох как себе на уме и ведет свою хитрую игру, одной из первых догадалась прозорливая Гиппиус. «Что это на вас за гетры?» - спросила она его однажды с издевкой, поднеся к глазам лорнет. Есенин чуть ли не единственный раз в жизни растерялся и ответил смущенно: «Это валенки». «Вы вообще кривляетесь!» - не дала ему спуску вредная супруга Мережковского, посвятившая, тем не менее, Есенину хвалебную статью.

9 марта 1915 года, в день приезда Есенина в Петербург, вышел царский указ об очередном призыве в армию, уже второй год сражавшуюся на фронтах Первой мировой. В конце апреля 19-летний поэт отправился на призывной пункт в Рязань, но от воинской службы ему удалось на какое-то время отвертеться. Канва его жизни в тот период изобилует прихотливыми сплетениями. Он стремительно мужает, набирается литературного опыта и мастерства. Стихи льются из него непрерывно, словно песня. И это уже настоящие есенинские стихи. В Царское Село к Ахматовой и Гумилеву они с Клюевым привезли уникальный рождественский номер «Биржевых новостей», в котором рядом с их стихотворениями были напечатаны Блок, Белый, Бунин, Брюсов, Волошин, Ремизов, Скиталец, Тэффи, Сологуб… Просто Ноев ковчег, собравший  совершенно несовместимых, однако лучших писателей и поэтов эпохи. Есенин читал хозяевам из газеты свое:

Край родной! Поля, как святцы,

Рощи в венчиках иконных…

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

        Тогда в Петербурге, переименованном в Петроград, он оброс сомнительными друзьями-спутниками, таскавшими его по кабакам, случайным компаниям и нанесшими серьезный урон психическому здоровью поэта. Были среди них и одаренные, но загубленные личности, такие, как гимназист и поэт Леонид Каннегисер, будущий убийца Урицкого, с которым Есенин состоял в длительной переписке. Особенно тяжело давалась ему «дружба-вражда» с Николаем Клюевым, хотя он нередко признавался, что  «Клюев расчищал нам всем дорогу».

Между тем, он и сам все более уверенно штурмовал вершину российского поэтического Олимпа. В журнале «Летопись» познакомился с Максимом Горьким и его окружением. Вел переговоры с издателем М.Аверьяновым о выпуске своего первого сборника «Радуница». Книга вышла в начале 1916 года и окончательно закрепила  литературную репутацию Есенина. А он продолжал разыгрывать перед питерской интеллигенцией человека из глубинной, сказочной «Рассеи» и с  маниакальным упорством осуществлял свой план завоевания столицы. Побывал на квартире Алексея Ремизова, затем – Леонида Андреева, которого не застал дома и которому оставил экземпляр «Радуницы» с вариантом  своей стандартной дарственной надписи: «Великому писателю земли русской… от полей рязанских, от хлебных упевов старух и молодок на память сердечную о сохе и поневе…»

Кончался «распутинщиной» и кровавыми поражениями на фронтах смутный предреволюционный год. Сенсационная есенинская известность постепенно затухала в светских салонах. Вроде, со всеми «великими писателями земли русской» перезнакомился, а толку чуть. Все застыли в преддверии чего-то неотвратимо надвигающегося, и им уже было не до него…

Революция застала Есенина на фронте, в одном из дисциплинарных батальонов, куда он угодил якобы за то, что «отказался написать стихи в честь царя». Исследователи отмечают в этом признании смесь правды и вымысла. А вот на концерте в царскосельском лазарете по случаю именин вдовствующей императрицы Есенин в плисовых шароварах и желтых сапогах читал стихотворение «Русь».

                                 Потонула деревня в ухабинах…

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.