Когда Писемский сообщал Никитенко, что избрал темой своей работы торжество Ваала, он задумывал новый роман, в котором собирался дать бой наступающим акулам биржи. Противопоставив столбового дворянина Бегушева и обуржуазившихся мещан как носителей двух взаимоисключающих нравственных начал, романист избрал довольно точную систему идейных координат, благодаря чему поражение благородного Бегушева становилось неизбежным, а торжество служителей мамоны предрешалось...

Еще в начале шестидесятых годов, когда Алексей Феофилактович посетил лондонскую всемирную выставку с ее знаменитым «хрустальным дворцом», сделавшимся символом прогресса и счастья почти для всей тогдашней пишущей братии, его стал занимать вопрос о грядущем торжестве торгаша. Бегушев, главный герой «Мещан», говорит: «Все-с сплошь и кругом превращается в мещанство!.. Я эту песню начал петь после Лондонской еще выставки, когда все чудеса искусств и изобретений свезли и стали их показывать за шиллинг... Я тут же сказал: «Умерли и поэзия, и мысль, и искусство...» Ищите всего этого теперь на кладбищах, а живые люди будут только торговать тем, что наследовали от предков».

Писателя удручало стремительное выветривание идеального духа, свойственного людям сороковых годов. Лезущие из всех щелей биржевые спекулянты, дельцы от искусства, продажные журналисты — вся эта буржуазная накипь соединялась, по представлению Писемского, с нечесаным ражим «нигильем», потрясающим разрезанной лягушкой, как знаменем не ведающего душевных тайн материализма. Рационализм, трезвость тех и других виделись Алексею Феофилактовичу ветвями одного древа, уходящего корнями в дремучую почву тысячелетнего мещанства, привыкшего поклоняться потребностям тела, брюха.

Средств избавления от мещанского потопа, захлестнувшего Россию, писатель не видел. Так же как его герой Бегушев, он растерянно вопрошал себя: кто же одолеет Ваала, если даже «рыцарское сословие» — дворянство — не устояло перед соблазном легкого обогащения и бросилось обделывать гешефты?

Писемский рано одряхлел — внезапное, ничем не мотивированное самоубийство младшего сына, а затем помешательство старшего сломили недюжинную натуру писателя. Он постоянно жаловался на хвори — частью подлинные, а больше мнимые. Тягостная хандра месяцами не отпускала его душу. Тогда он начинал перебирать архивы, перечитывал письма друзей, просматривал «брульон» — толстенную тетрадь в твердом переплете, в которой набрасывал черновики своих писем... Многие из них касались итогов его творческой жизни — ответ академику Буслаеву на его книгу о судьбах современного романа, послание Дерели, французскому переводчику произведений Писемского. Снова и снова пролистывая эти страницы, писатель задумывался о будущей судьбе своих книг — и эта тема постоянно звучала на средах, когда во флигеле собирались его ближайшие друзья.

Если лет этак через полсотни придет кому-то блажь взять в руки его собрание сочинений, станет ли этот еще не родившийся русский человек читать его, не отложит ли после первых страниц? А если прочтет, что поразит его, что покажется своебышным (любимое словцо писателя), его, Писемского, несомненным достоянием? Скорее всего человеческие типы, не им впервые замеченные, но художественно им открытые. Фразер, болтун, все носящийся с наполеоновскими замыслами и ничего сделать не способный. Фанфарон, всю жизнь тужащийся казаться побольше своего росточка. Умный подлец, ради комфорта, ради брюха бога в себе забывший. Скажет ли, кто-нибудь через полсотни лет — поглядите-поглядите, вон Калинович какой выискался? Так, как сейчас про кого-то: Хлестаков, Молчалин, Манилов...

Теперь мы знаем, как рассудило время. Оно увидело в Писемском добросовестного или, как говорили в старину, неложного свидетеля великой эпохи русской жизни. Больше ста лет минуло после кончины художника (1881), а книги его не пылятся на полках. Посмотрите в любой районной библиотеке на собрание сочинений Писемского — оно едва ли не самое расхристанное, захватанное.

Каков же урок этой нелегкой судьбы? В том, что «несмотря ни на что, справедливость восторжествовала»? Нет, утешаться готовой формулой не будем. Запомним другое: Писемский постоянно шел против течения, отстаивая свое понимание истины. Именно этот опыт противостояния, опыт нравственного поиска дорог нам сегодня. Верность собственным убеждениям и принципам — качество подлинного художника. Свидетеля неложного, которому поверит потомство.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.