«Простой народ...» Никуда не денешься от этого термина. Люди, одаренные в способностях к учебе, невольно становятся мудрецами, в какой бы семье ни родились! Посредственность останется посредственностью, глупец — глупцом, и процент глупых наша наука еще не сумела снизить среди рождающихся.

И ведь этот «простой люд» — те, кто недостаточно разумен, очень амбициозны. Если наступит вам в трамвае на ногу. — ни за что не извинится! Вот тут мы опять наблюдаем парные «агрегаты» в мозгу: с одной стороны, способности равны нулю, а с другой — амбиции, гордость чрезвычайно развиты. Такой человек смотрит на интеллигентных людей, и его бесит то, что им уделяется какое-то особое внимание. Но ведь ты и сам можешь таким стать, тебе никто не мешает.

Если человек ловок и хочет эксплуатировать это свойство «простого люда», хочет удержаться наверху, то должен бросать соответствующие лозунги типа «Догнать и перегнать Америку в три года, даешь рекорд!». И многие верили этим обещаниям. Помню, даже имена давали детям, если двойня: Догнат и Перегнат.

И вот из числа этих лозунгов, эксплуатирующих доверие и самолюбие простого народа, — переброска северных рек. Еще были дискуссии, а уже рытье началось. Вот это меня больше всего и обеспокоило. Значит, к этому проекту приложены руки людей со спекулятивным. потребительским мышлением. Авантюристы рассчитывают: будем рыть, будем выполнять программу, план, успеем получить все. что нам надо, сработает хозяйственный автоматизм. А статистика к тому же показывает, что за ошибки в таких делах наказывают не больно. Точно так же мыслит и вор: крадет и закапывает наворованное. Отсижу срок, а потом выкопаю и буду до конца дней богатым. Тут наверняка были такого типа расчеты. Это, конечно, преступление.

Проект остановили. Но почему — поскольку уже понесены большие затраты — не возбужден народный иск против тех, кто начал все это? Почему не поручено компетентнейшей экспертизе изучить вопрос от начала до конца? Это нужно не только для того, чтобы наказать виновных, но и для того, чтобы на всю страну твердым голосом было сказано: подобные авантюры будут всегда наказуемы! И на основании материалов дела, на мой взгляд, следовало бы даже издать закон о наказуемости всевозможных авантюр, влекущих за собой серьезные потери для государства.

— Владимир Дмитриевич, а каким образом, на ваш взгляд, складываются взаимоотношения у лысенковцев, знающих, что они не правы, со своим внутренним «я», с совестью? Человек обманывает окружающих, он имитатор, но как ему удается обманывать и себя? Или он просто не думает об этом? Старается не думать?

В комплекс творческого мышления входит и полет мысли, мечта о будущем: человек соединяет свою деятельность с судьбой общества, поэтому когда ончто-то делает, то чувствует, что это и его будущее. У человека потребительского мышления, в данном случае у лысенковца, все проще, он не мечтает так, его мечты в плане потребительском: получу степень, потом вторую, а там... Вот этому академику восемьдесят лет, он скоро покинет свое кресло, а кого, кроме меня, будут рекомендовать на его место? Я должен готовить себя к этому моменту уже сейчас! Я вот так-то себя проявлю, поверну реки вспять или сделаю пшеницу в два года! Как раз будет заседание по поводу кресла, а я за десять дней до этого выступлю в печати с большими обещаниями. Меня и назначат! По-моему, примерно так идет «общение» с самим собой. Такую структуру мечтаний мы наблюдаем очень часто. Это какие-то совсем другие существа, а ведь голова имеет ту же форму и то же самое симметричное строение мозга, значит, какие-то участки гипертрофированы, а какие-то недоразвиты.

— В то время, когда вы начинали работу над романом, лысенковцы имели большую официальную поддержку, на что же вы рассчитывали? Ведь, насколько известно, за первый ваш роман, «Не хлебом единым», в 1956 — 1957 годах вам досталось... Что такое, по-вашему, гражданское мужество?

— Во время работы и над тем, и над новым романом я не чувствовал того, что должен был бы чувствовать мужественный человек. Я не ощущал опасности. Если бы опасность была четко выражена, естественно. я бы боялся, трепетал, должен был бы чем-то жертвовать. Но это было бы уже с моей стороны не мужество, а, наверное, смелость, дерзость. Под мужеством же, видимо, надо понимать нечто охватывающее сумму обстоятельств и личных качеств, то есть достойное мужчины осмысленное отношение к окружающему и предстоящему и желательно без жертв.

Все-таки пример «чистого» мужества у меня есть. После того как «Новый мир» (еще старый) расторг со мною договор на роман «Белые одежды», я несколько повесил нос, потому что узнал: роман показывали в некоей обязательной инстанции, и там он был встречен без восторга. Мягко говоря. И вот в минуту специфического уныния, хорошо знакомого тем писателям. чьи произведения отвергают, раздается телефонный звонок. Оказывается, ко мне приехал из Ленинграда главный редактор журнала «Нева» Борис Николаевич Никольский. Он с членами редколлегии читал роман, и было решено его напечатать. Даже зная о расторжении договора «Новым миром», «Нева» запустила роман в производство, и тут-то начались месяцы «стояния» главного редактора на своем. Если вы откроете последнюю страницу первого номера «Невы» за этот год, найдете такой текст: «Сдано в набор 29 сентября. Подписано к печати 31 декабря». Весь этот трехмесячный промежуток главный редактор и редколлегия отстаивали свою точку зрения, а типографский процесс шел своим чередом! Самостоятельность редактора была делом еще новым, а настойчивость запретителей казалась делом старым, обкатанным, верным. Тут я воочию увидел ячейку нашей жизни, куда заглянул луч перемен. И понял, что без мужества единиц, берущих на себя первый риск, нам не обойтись.

Попался я в пятьдесят седьмом году в руки противников романа «Не хлебом единым». Все было. И в Союзе писателей прорабатывали, и даже моим детям в школе читали нотации. Но страха я не чувствовал. И мужества не почувствовал — «не успел». Было любопытство к происходящему, удивление. Может, потому, что к тому времени уже перестали сносить головы, не объявляли врагом народа. А ведь Сталин на долгие годы засорил мозги и чувства народа страхом перед крутыми мерами, которые он практиковал. Это полезно было бы знать тем мальчикам из шоферов, которые наклеивают его портрет на стекло своих машин, и тем дурачкам, которые по дороге из Москвы на Кавказ носят по вагонам фотографии «вождя». Он все-таки страшный ущерб нанес стране...

— Владимир Дмитриевич, вы сказали, что и в наше время не перевелись лысенковцы. Не обязательно в науке, в какой угодно сфере жизни — в литературе, искусстве, в хозяйственных организациях, в комсомольских, в партийных. Ущерб, который они наносят, трудно подсчитать. Ведь исчисляется он не только в рублях, но и в уничтоженных лесах, деревнях, пущенных под воду, в загубленных идеях, в потере у кого-то веры в справедливость... Ваше мнение: неужели как явление лысенковщина неуничтожима?

— Думаю, не уничтожить, а значительно уменьшить можно. Путем развития того, о чем мы сейчас заговорили: демократии и гласности. А ведь у нас они были, были! Не надо забывать: не где-нибудь, а у нас были декабристы, петрашевцы, Гоголь. Салтыков-Щедрин, Некрасов, народники. У нас Засулич стреляла в Трепова, и ее потом суд оправдал, студенты уносили ее на руках из зала суда! Оглянитесь на наше прошлое, у нас великое революционное прошлое!

Молодые люди из университетов отказывались от тех благ, которые им предлагала табель о рангах, и шли в народ. Чтобы пробудить в нем сознание, научить, уничтожить остатки крепостного мышления. Чтобы ту женщину-рабыню, что на картине Перова кормит грудью барских щенков, поднять до идеального уровня, который эти интеллигентные молодые люди еще только создавали в своем воображении. Это привело к революции. Рабочие и крестьяне научились мыслить, но не во всей полноте. Интеллигенции следовало бы после революции продолжать образовывать народ. Ленин это понимал, конечно. Сталин же уничтожал интеллигенцию, носителя идей... Не успела интеллигенция поработать над сознанием народа до конца. За все это мы расплачиваемся. Вот она, расплата, — и лысенковщина, и поворот рек...

Дорога открыта всем: пожалуйста, растите в своих семьях интеллигентов, сколько хотите! Но нужно производить настоящих интеллигентов! Для этого надо расстаться с амбициозностью и потребительским мышлением. Нужен серьезный внутренний переворот, который дается университетским высоким образованием под руководством настоящих профессоров, а не таких, которые сами носят черты недостаточной интеллигентности.

— Владимир Дмитриевич, «Смена» — журнал молодежный. Поэтому последний вопрос, касающийся подрастающего поколения. Много упреков звучит сейчас в адрес котодежи. И упреков справедливы. Кто-то из молодых гремит цепями, панкует, кто-то даже отмечает день рождения Гитлера, кто-то ничего не хочет делать — только отдыхать. Откуда все это? Что мы упустили, когда?

— Отцы во всем виноваты, отцы.

В романе «Белые одежды» говорится о пионере, который увидел, сидя за партой, плакат. Там было нарисовано: мальчик нацарапал свое имя — «Толя» — на парте, а его товарищ встал и на него доносит. И лозунг: «Пионер всегда говорит правду, он дорожит честью своего отряда!» Этот плакат — в жизни, не в романе — мне принесла из школы дочь-семиклассница. Она, зная мои взгляды на такие вещи, крадучись сорвала его со стены и принесла. О чем это говорит? Во-первых, не нужно думать, что дети этого возраста еще глупенькие. Они все отлично понимают, могут сформировать в своих головенках взрослые мысли! И формируют! Но если бы в семье не было такой обстановки, как у меня, а была бы такая, какая бывает у иных бюрократов, то дочь не понесла бы этот плакат мне, а самостоятельно «работала» бы над ним со своими друзьями: «Как тебе, Вася, нравится это произведеньице? Ведь призывают ябедничать, доносить! 125 тысяч тираж, художник рисовал, редактор есть. Павлик Морозов сзади нарисован!» Дети самостоятельно изучают такие вещи, дают им убийственную, безошибочную оценку. А тут еще классный руководитель, проходя мимо, слышит их разговор и, конечно, хорошенько прорабатывает их за дерзкие слова. Они начинают проникаться чувством протеста, который у молодых, естественно, ярче, чем у старых. У них появляется интерес к конспирации. Они становятся замкнутыми. Через этих деток мы получаем возмездие. Получили через Лысенко, через поворот сибирских рек и теперь получаем через наших, не верящих нам деток.

Это просто удивительно, что так неуклонно, несмотря на нашу формальную пропаганду, действует принцип: мне — отмщение, и аз воздам. Как он четко и неуклонно действует! Ни у кого из ученых, работающих честно, ни у генетиков, которые страдали от лысенковцев, ни у художников, которых били за картины, не совсем понятные, ни у писателей, битых за якобы очерняющие действительность произведения, не вырастают плохие дети! Поэта Яшина в свое время били за «Рычаги», но я видел его прекрасных детей.

— У кого же тогда вырастают плохие дети?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.