В начале семидесятых годов, а особенно зимой 1975-го накал борьбы испанских трудящихся против франкистской тирании достиг апогея. Забастовки и демонстрации протеста сотрясали страну. Время фашистского владычества – несмотря на то, что каудильо еще был жив – подходило к концу и, естественно, не само по себе, а под ударами рабочего класса и его авангарда – коммунистов-
подпольщиков. ..
...Через день после смерти Франко я запросил визу. Две недели министерство иностранных дел Испании не давало ответа. Визу я получил только после вмешательства влиятельных мадридских друзей, ныне открыто заявивших себя «реформаторами», и сразу же вылетел в Париж – тогда еще не было прямых рейсов Аэрофлот – Иберия.
В махине нового аэропорта «Шарль де Голль» я встретился со стародавним знакомцем, одним из тех профессоров Мадридского университета, которые никогда не скрывали своей оппозиционности режиму.
– Едешь присутствовать на заключительном акте представления? – спросил он.
– А что будут показывать? Фарс или драму?
– Мы все свыклись с мыслью, что исход возможен лишь один – трагический.
– Трагедия рождена для ее преодоления. Если человек привык к трагедии, начал считать ее некоей постоянно существующей константой, он неверно понимает самую сущность трагического.
– То есть? – Приятель удивленно взглянул на меня.
– Ты оптимист?
– Стараюсь.
– А я считаю оптимизм прерогативой незнания.
– Значит, ты не ждешь ничего хорошего?
– Нет. Или случится чудо.
Ласковый, даже, сказал бы я, приторный голос диктора (они все в аэропортах актерствуют) развел нас к разным дверям: приятель летел в Бонн, я – в Мадрид.
Испания – страна особая, и понять ее дано не столько в Мадриде, сколько в Севилье, когда вы заглянете в старом районе в махонькую, тяжелую. кованую дверь невзрачного, белого (словно у нас на Украине) домика и поразитесь громадному двору, и голубым арабским изразцам, и диковинному саду... А ведь сначала этот крошечный домик казался таким неинтересным и однозначным. Испания – страна неожиданностей, и судить о ней с фасада недальновидно. (Писательская недальновидность чревата презрением читателя, недальновидность пахаря грозит голодом; опаснее всего в наш век недальновидность политика, ибо такого рода недальновидность упускает возможности.) Внешне все было спокойно в тот день, когда я прилетел в Мадрид. Но не надо торопиться с выводами. Надо всегда помнить, что, не заглянув в маленькую дверь андалузского домика, ты не сможешь увидеть гулкую, настороженную, ждущую махину двора.
Воистину пресса – зеркало страны! Утром, отоспавшись после перелета, спустился из «Сентра Колонн», где я обычно останавливаюсь, и купил все газеты и журналы, какие только были у киоскера. Бумагу здесь не экономят: какая-нибудь спортивная газетка выходит на шестнадцати полосах. Я называл издания, киоскер хмуро подбирал мне огромную пачку. Но, услыхав, что я прошу и «Фуэрса нуэва», не смог (или не захотел), скрыть усмешки: «Фуэрса нуэва» – фашистская газета депутата кортесов Бласа Пиньяра.
Дома начал неторопливо, со словарем просматривать номер за номером. Наговорил на диктофон
основные темы, которым посвящены наиболее броские материалы:
1. Министр иностранных дел Ареильса (я встречался с ним, когда он был известен как граф де Мотрико, лидер умеренной оппозиции) заявил во время своего визита в Париж, что коммунисты, живущие в эмиграции, имеют право на испанский паспорт, к~" и все другие испанцы. «Вопрос же их идеологии – это уже другое дело».
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.