Первотроп

– А может, от писанины этой шибануло?! – кивнул на мой рассказ третий.

– Много вы понимаете! – осек я читателя и побежал к киоску с газетами. Купил десять экземпляров и понес в институт. Раздал своим дружкам и стал

дожидаться ответа. Парни небрежно шуршали газетой во всех углах аудитории. Перемигивались, зевали, пускали дым в мою сторону. А у меня сердце лопалось от нетерпения.

– Ну что ж, старик, – произнес наконец самый близкий мой друг, Юра Усиков, – плохи твои дела...

– Это почему же?! – обомлел я.

– За двумя зайцами гонишься! – мудро блеснул он стеклами очков. – Ни геолога не выйдет, ни писателя!

– А Лермонтов? – заартачился я. – А Грибоедов, Бородин, Шишков, Чехов?

– Так то другое время было, – протянул Юра.

Однако я начал горячо доказывать, что все впереди, одно другому не мешает, а, наоборот, расширяет кругозор.

Но друзья мои однокашники были неумолимы: «Лучше не пиши, и точка!»

А я не желал сдаваться. И с тех пор старался не отставать от однокашников в учебе, а потом – от коллег в работе. И теперь могу не без гордости сказать: «У меня есть свое геологическое открытие. В Бодайбинском районе, на гольце Товарищ, мы раскопали с погибшим позднее Михаилом Жданковичем рудопроявление золота».

А пользуясь перерывами в маршрутах, я написал повести «Арка», «Синее море, белый пароход», рассказы «Вечная мерзлота», «Кеха-браконьер», «Распадок» и кое-что другое.

Сюжеты большинства этих сочинений выхватывались из быстротекущей жизни. Я никогда не мог пожаловаться на то, что жизнь обходит меня своим интересом. Приходилось бывать в разных переделках с детства. А Крайний Север, куда я попал по распределению, оглушил меня каждодневными историями. И часто свидетелем или одним из героев этих историй был я сам.

Да еще одно дело – сопротивление материала, отсутствие опыта и когда все норовят разговаривать абзацами из газетных передовиц; другое просто – как урвать время для писания? Приходится писать на привалах, у костров, где придется. Вырабатывать привычку к комарам, насмешкам товарищей и видеть во тьме, как рысь. Рукопись бережешь, как взрывчатку, по всем правилам техники безопасности.

«Конец» порой подбирался к нам с центростремительной неотвратимостью. Могло ли быть иначе у людей, которые ехали в самые горячие точки области за газетной информацией, трудились в котлованах будущих гидроэлектростанций, , шли изыскательским бестропьем?! Стоит только вспомнить о моем святочном происшествии на льду таежной золотоносной Жуй.

До сих пор в ушах снежный скрип под полозьями,

Он сменяется гулким цокотом копыт – выехали на ледяную прогалину. Лед чистый и темный. В нем тысячи звезд.

Я еду по звездам. Они искристо дрожат под ногами лошади: голубые, малиновые, зеленые.

Скоро двенадцать. Скоро Новый год. Я думаю о моих ребятах... И о том, что вокруг необычная обстановка. Покрытые синими снегами лунные берега северной речки Жуй. Елок на берегу – сколько хочешь. Они неистово трещат под горячим морозом. Лошадь пугается этих хлопков и мчится быстрее. Кошевку заносит вбок.

– Тише, Звездочка... Что толку, если мы доедем с разбитыми подарками. Надо успеть к двенадцати... Что фыркаешь? Устала? Шестьдесят километров за один день, конечно, не шутка. Но надо, Звездочка, надо дойти...