Первотроп

Я кутаюсь в тулуп, оставляю лишь маленькую щель для глаз. Сейчас я Дед Мороз. От этого мне не легче. Настоящий мороз пробивает меховые унты, ватные брюки, тулуп и полушубок... Я снова думаю о моих ребятах – о своей «интернациональной бригаде». Их четверо в зимовье: финн Хиндикайен, якут Степанов Егор, эвенк Петя и Иван Иванович Щукин. Они не выехали на прииск встречать праздник. Три дня назад к моему разведочному участку, что на ручье Балаганах, подползла наледь. Красивая голубая наледь, точно подарок к Новому году. От нее шел талый парок. Еще немного, и теплая вода захлестнет вымороженные в русле шурфы. И мы опять ничего не будем знать о золотоносности Балаганаха. Ребята уже собрались на прииск встречать праздник. Пришлось остаться. Каждое утро нужно наращивать по венцу сруба на русловых шурфах, пока не замерзнет наледь. И они наращивают. Они стерегут свои шурфы. А я поехал с отчетом, как всегда, в конце месяца. И мог бы остаться на праздник на прииске...

– Но-о-о, Звездочка! – Снова пронзительный скрип сухого снега, по нему бежать лошади труднее, чем по открытому льду. – Давай, давай. Осталось полтора часа и всего три километра, чуешь запах зимовья?

Я представляю: ребята сейчас вернулись с шурфов. Они принесли маленькую синюю елочку и поставили ее на стол. На колких веточках дрожат капли растаявшего снега. Ребята глядят на эти бриллианты и гадают – приеду или нет... А Звездочка бежит все быстрее. Я тревожно оглядываюсь – не волки ли? Нет, никого не видно. Наверное, почуяла дым зимовья. Пытаюсь придержать ее, натянув вожжи. Куда там... Она мчится в сторону зимовья напрямик, только серебристый снег летит из-под задних ног. Я не понимаю, куда она вынесла меня. И вдруг Звездочка исчезает! Вместо нее вижу под шапкой снега черный берег с кривыми корнями лиственниц. А Звездочкина морда торчит из черной воды и дышит тяжело. Я думаю, что мне повезло, что было бы, если бы мне не повезло и подарки бы утонули? Наверное, ребята съели бы меня... Интересно, что для них дороже и важнее: спирт с приемником или я? Ну и дурные же мысли лезут. Надо спасать лошадь. Если я вырву ее из воды, то еще успею к двенадцати...

Самое большое, на что я был способен, – это схватить узду и тянуть изо всех сил к себе.

– Давай, Звездочка, родная, – шепчу я ей, как человеку.

И она понимает меня. Она делает дикий прыжок, опираясь передними ногами на лед, а задними, очевидно, оттолкнувшись от дна. Летят в разные стороны вожжи, седелка, дуга. Звездочка, дымящаяся, как склоны вулкана, стоит на льду. Я беру ее за узду и бегу к зимовью. Еще полтора километра до зимовья и один час до двенадцати! Теперь я похожу на космонавта из фантастического романа: я точно в скафандре, все на мне застыло и издает при ходьбе эдакие коробочные звуки.

– Подарки там, в устье, в кошевке, – сказал я голосом, точно из подземелья. – Приемник «Родина», батареи к нему и три бутылки спирта;..

Но они не бросились за подарками. Хиндикайен и Петя довели меня до зимовья, раздели, разложили на нарах и начали натирать снегом. Я орал им, что не отморозил ничего. Но они не успокоились, пока мое тело не запылало огнем. Иван Иванович Щукин с Егором устраивали Звездочку в стойку, обтирали ее сухим сеном. Они управились первыми и побежали за подарками.

До двенадцати часов ребята успели перенести подарки в зимовье и установить приемник.

В нашей иркутской молодой писательской артели принцип занимательности повествования или драматургии произведения соблюдался всегда. Он, этот принцип, был естествен для Распутина, Вампилова, Дмитрия Сергеева, Шугаева, Пакулова. Естественность его происходила от близости первоисточников их повествований, от ненадуманности сюжетов, от выстраданности их. Об этом сказано еще в «Фаусте» Гете:

Все умозренъя,

Друг мой, серы.

Но вечно зелено

Златое древо жизни...

Умозренъя в литературном творчестве часто отдают литературщиной. Добротная литературщина порой легко находит издательское применение. А от свежести зеленого дерева шарахаются зачастую издатели и редакторы.

Но мы по-старательски работали, верили в удачу и повторяли сибирскую присказку: «Нет – будет!» И удача сверкнула нам лучом света из-за туч. Подоспел Читинский семинар молодых писателей, и мы были призваны под его стяги.

Мне как геологу повезло неслыханно. В 1965 году наша геологическая партия получила задание на поиски в пределах Читинской области. И когда настало время открытия семинара, мне надо было уломать лишь непосредственного начальника отряда Полетаева, чтобы отпустили в Читу на неделю.

– В горячее время десять дней у нас, Геннадий, отрываешь, – возмутился на прощанье начальник отряда Полетаев. – Целых десять маршрутов как не бывало!

– Литература тоже требует жертв, – ответил я.

– Да почему эти жертвы от моего отряда? – горестно возразил Полетаев и вытер свое округлое лицо коричневым беретом, чуть темнее кожи, опаленной солнцем и кострами. – Да вернешься ли ты вообще к нам, парень? Мы пурхаемся с рудопроявлениями, каждый человек действительно на вес золота, а он выдумал какой-то семинар!