Переправа

Обоз стоял на прежнем месте, по-прежнему курились костры, бабы перемывали посуду, но все, кто шли к столбу, обходили эту часть берега молча и торопливо, словно обоз был зачумлен.

- Постой-ка, товарищ, - остановил одного желтолицый обозник, тот, что рассказывал про московский закон. - Из села Мамонова вам скотину не пригоняли, товарищ?

- ...тебе товарищ, - похлопал себя парень пониже спины и, не оборачиваясь, пошел к столбу.

Опять, как в первый раз, толпа сбилась в кучу, и Пырной вместе с паромщиками наводил порядок.

Вдали зоркий глаз Коржика приметил неподвижную фигуру рыбака.

- Вот гад... - прохрипел он, наливаясь опять злобой.

- Рраз-рраз... Канат полз вверх. Показался опять черный конец троса, блестевший, как змеиная голова, и на мгновение толпа, завороженная, как кролик перед змеей, смотрела на этот кусок железных сплетений, качавшихся над водой. Потом сразу изо всех глоток вырвалось:

Ташши, ташши!... - И железный трос послушно пошел вверх.

Из-под ног людей срывались камни, катились вниз, били по ногам, но никто не ругался. Все шумно дышали и шли, шли...

- Стоп! - конец.

Пырной и паромщик возятся вокруг столба, и на желтое горло его ложится черная тугая петля троса.

Трос повис над укрощенной рекой, раскачиваясь и сливаясь вдали с небом, с зеленью. На том берегу начали подтягивать паром.

В эту минуту произошло то, чего никто у столба не ожидал: старик-казак первый бросился к коням, за ним весь обоз начал запрягать. Заскрипели колеса, затопали, заржали кони, и прежде чем у столба успели сообразить, в чем дело, все телеги обоза были запряжены, пожитки уложены, усажены бабы, детвора и мужики, хлопая кнутами по голенищам, похаживали и поглядывали на тот берег.

- Видал? - сказал Пырной, показывая рукой на съезжавший к спуску обоз. По тону его Коржик не мог разобрать, сердится ли он, хотя сам Коржик скрипел зубами, от злобы.

- Вредный народ, чрезвычайно, - ответил он, сдерживаясь и стараясь быть солиднее с тундошкинцем.

Но остальные не хотели сдерживаться. Толпа черным кубарем покатилась вниз, и вместе с ней катились крики, угрозы, ругань в сторону обоза.

- Гони их к чертовой матери!

Обоз уже сгрудился у самой воды, телеги наезжали одна на другую, и переселенцы, держась вместе, никого не подпускали.

Телега казака стояла первой. Он расхаживал перед ней, держа кнут на плече, как винтовку, грозно и подозрительно озираясь.

- Наш черед - и больше никаких, наш черед - никаких, - повторял он непрерывно. - Осади назад, осади, говорят! - подскочил он к Пырному, видя, что тот объезжает его.