Перекрестки бывают разные. Этот — особый. Здесь не действуют правила уличного движения. Но от того, какая из дорог будет выбрана, зависит жизнь.

Мать продала ее недорого. За шесть рублей и полбутылки «Столичной». Было начало марта, снежинки таяли на мокром асфальте. А эта девочка была так странно одета — в летнем платьице, в сандалиях на босу ногу и в длинной кофте непонятного цвета. В вестибюль метро она вошла с мужчиной лет сорока, который, пошатываясь, вел ее за руку. В свободной руке он сжимал помятую обложку ученической тетради, на которой детским почерком было выведено: «6-й «Б» класс. Плыгина Ирина». (Здесь и дальше в тексте некоторые имена заменены из этических соображений.)

...В тот день Зинаида Плыгина решила заглянуть в пивной зал. Денег было на полторы кружки. За угловым столиком какой-то мужчина подливал в пиво водку. Зинаида подошла к нему и, многозначительно улыбаясь, поставила на стол ополовиненную кружку. Незнакомец скривил удивленную гримасу, но водки подлил.

Когда, хохочущие и слегка качающиеся, они ввалились в коридор коммуналки, из кухни вышла пожилая женщина...

Из разговора с А. К. Кузьминой, соседкой Плыгиных: «Пришла, как всегда, с каким-то новым. Оба навеселе. Девочку сразу в коридор выставили. Потом кричали там — видно, чего-то не поделили. Слышу: Зинка дверь открыла, Иру зовет. А мы с ней чай пили на кухне. Через минуту вижу — сама вышла, стоит на кухне, дымит — папироса за папиросой. А девочка — там, с алкоголиком! Минут через пять заревел — Зинку зовет. Иру опять выставили. Потом выходит, уже в пальто, пьяный, берет девочку за руку и тащит к двери. Я стала кричать: оставь ребенка! А Зинка меня как пихнет!..»

Из разговора с Л. Г. Фатеевым: «В тот день я, конечно, перебрал. Даже не помню, как оказался в этом притоне. Протрезвел только, когда увидел ее кошмарные татуировки. Стал одеваться, а она не пускает, кричит: «Все равно гони чирик — как договаривались!» Я говорю — нет! Тогда она говорит: подожди, мол, сейчас найдем тебе девушку получше. И заводит дочку! Я возмутился. Заставил ее написать расписку, что отказывается от девочки. Оторвала от старой тетради обложку, написала. Ну, я и сдал девочку милиции... Почему продала за такую цену? Потому что у меня только и оставалось, что шесть рублей и половина «Столичной».

Из разговора с Ирой: «Мама пришла с каким-то мужчиной. Выгнала меня из комнаты. Потом позвала — я зашла, а она вышла в коридор. А мужчина сидел на тахте и смотрел на меня, как остолбенелый. Потом стал ругаться и маму позвал... Вечером он сдал меня в милицию».

...Об этом учреждении не знает почти никто. На пустыре, за Т-образным перекрестком, там, где Алтуфьевское шоссе пересекает улицу Хачатуряна, тянется забор, за которым виднеются два белых четырехэтажных корпуса. По самому верху забора проходит проволока сигнализации. Это — Московский приемник-распределитель для несовершеннолетних (МПРН).

— Проволока? Ну и что? Не было б ее — я бы, может быть, уже в первый день через забор сиганула, — признается пятнадцатилетняя Марина Агеева. — Сейчас опять торчала бы на «пятачке» у трех вокзалов. А так — побыла тут месяц, кое-что поняла. На вокзалах мне теперь делать нечего — пойду в ПТУ, на швею учиться.

Как все просто: убежала из дома — «торчала на «пятачке» — попала в приемник — за месяц перевоспиталась — и выйдет теперь порядочной девушкой, будущей швеей. Если бы в жизни все было действительно так, воспитанием молодежи могла бы заниматься одна милиция. И вместо клубов, музеев и театров строили бы побольше приемников-распределителей. И не прозвучало бы тогда такой бестактностью мое поздравление с юбилеем.

— Да, в этом году нашему приемнику исполняется шестьдесят лет, — говорит начальник МПРН подполковник милиции Клара Алексеевна Первушина, — но это юбилей печальный. Было бы лучше, если бы мы справляли поминки. То, что нашему учреждению уже больше полувека, — ненормально...

В начале 30-х годов сюда попадали дети погибших в гражданскую, умерших от тифа, от голода. Почти все они были сироты. Сегодня же процент сирот здесь ничтожно мал. А вот список «Оснований для приема в ПРН» заметно расширился: заблудившиеся, подкинутые, оставшиеся без попечения, сбежавшие из дома, из спецшкол, СПТУ, детдомов, школ-интернатов, и те, кого направляют в специальные учебно-воспитательные учреждения. Возраст — от трех до восемнадцати. Общее в их судьбах лишь то, что эти ребята оказались здесь в основном по вине своих родителей.

«...Обои в нескольких местах оторваны, в комнате грязно, большое количество пустых винных бутылок, постельное белье отсутствует. В комнате находились двое мужчин в состоянии сильного алкогольного опьянения. Мать Иры, Зинаида Плыгина, также была в нетрезвом состоянии. На момент проверки Ира находилась дома. С ее слов, в школу не ходит уже давно» (из рапорта лейтенанта милиции А. Новикова).

Я смотрю на ее недетское лицо с потухшими, безразличными глазами, и не могу поверить, что ей недавно исполнилось двенадцать.

— Нет, не только водку, — спокойно отвечает Ира на вопрос воспитателя, — мама пила и одеколон, и «Розовую воду».

Пять месяцев назад, в свой первый «визит» в МПРН, Ира держалась иначе. О матери тогда она не говорила ни слова. Теперь же, когда Плыгина осуждена за развращение несовершеннолетней, а точнее — собственной дочери, и уже отбывает срок («теперь маме хуже не будет»), Ира рассказывает всю правду и даже слегка бравирует своим прошлым.

— Ну и что с того, что продала! — говорит она — Не насовсем ведь, а на одну ночь. А то, что в бумажке написала, так это потому, что пьяная была. Опыт продажи дочери у Зинаиды уже был. Несколько раз она заключала десятирублевые сделки со своими знакомыми, на час оставляя их с девочкой. Дважды за двадцать пять рублей отправляла Иру на ночь в гости к «дяде Павлику из углового гастронома».

— Конечно, понимаю, что это нехорошо, — отвечает Ира на вопросы воспитателя. — Нет, я не хочу жить так, как жила раньше. И маме, когда она вернется, объясню, что надо жить по-другому.

Да, почти все они говорят, что жили неправильно, что родители воспитывали их как-то не так. Но почти все оправдывают своих пап и мам. Воспитатели помнят лишь несколько случаев, когда ребята высказывали явную неприязнь к родителям.

Д. И. Фельдштейн, доктор психологических наук, профессор, заведующий лабораторией психического развития и воспитания в подростковом и юношеском возрастах НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР, так комментирует это явление: — Да, такие ребята порой, на удивление, лояльны. Но это можно только приветствовать. Времена, когда очень модным было отрекаться от своих родителей, миновали. Поэтому ставка сегодня должна делаться не на противопоставление, а на воспитание. Каким образом? Одну из возможных форм подсказывают своим поведением сами ребята. В неблагополучных семьях происходит то, что психологи называют «перевернутой ситуацией». Меняются роли — уже с десяти-одиннадцати лет многие ребята становятся «папами» и «мамами» своих опустившихся родителей. Они жалеют их, опекают, нередко даже воспитывают. Поэтому, думаю, гораздо полезнее «науськивания» было бы воздействие на подобных родителей через детей. Ведь даже для алкоголиков и проституток — для тех, кто окружил себя броней цинизма и безразличия и кажется недосягаемым для какого-либо воспитания, собственные дети нередко остаются тем последним оконцем, через которое в их душу еще может проникнуть какой-то свет. А дети пойдут на это. Во-первых, потому что любят своих родителей и, как никто, желают им добра, и, во-вторых, потому что они уже их воспитывают. Правда, интуитивно, по догадке. Помочь им в этом должны профессионалы. Однако в каждом случае подход должен быть индивидуальным. Так, скажем, в ситуации с Плыгиными одними воспитательными мерами вряд ли можно чего-то добиться.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.