Розовая майка и Серегина куртка перестали мелькать между деревьями. Голоса замерли, перестали звучать, ушли.
- Что же? Бежать гнаться за ними, раскровянить Серегину морду? - так глухо, настырно, беспокойно стучало - спрашивало внутри. - Это зачем? Зачем? - отвечал обыкновенный рассудительный Пашка, - ты, ведь, сознательный, чо - о - орт...
Значит, опять, опять прозевал! В прошлом году была Надька, и не успел Пашка с ней поговорить, как уже поговорил Капустин. Теперь они живут вместе, а Пашка все без притыку, один да - один с дурацким своим секретом... Эхма!
Пашка подмял ладонь вытереть пот с лица, и тут только ощутил боль: оказалось, что уперся он лбом в острый еловый сук, да так и стоял все время. Взяла злость, потом жалость к себе... Что тут стоять, да царапать лоб.
Тронулся было к тайнику, но круто поворотил, и медленно, вяло побрел обратно, к фабрике. Черт с ним, с секретом...
Вышел в поле, долго шатался по буграм и косогорам, не обращая внимания на вихорные извивы ветра; в ветре уже не слышно было слов и песен. Хотелось забыть про Маруську, - мало ли девчат на фабрике. Для этого на зло стал думать про «Земляную книгу», - нет, не удавалось: лезла в голову Маруська, ее смех, ее разговор... - Дурак, дурак Пашка, - уныло звенел ветер в уши.
ЮРКИЕ, билонные пионеры околачивались в клубе с утра, до ночи. С двух часов, после первой смены, заявлялись комсомольцы, скидывали верхнее, - начиналась беготня, суетня, скакотня в трусиках через кобылу и на параллельных брусьях. К вечеру же клуб вообще наполнялся народом: молодежь постарше искала себе притыку в кружках, на собраниях, у радиорупора. Старые и молодые женщины осторожно и медленно ходили по клубу, прислушиваясь, вглядываясь, вбирая в себя вместе с воздухом новые слова выражения, дух новой жизни. Солидные бородачи уже приспособились: в большинстве уверенно проходили в читальню и застывали за шашками или «Рабочей Газетой» до ночи.
Оседлое население клуба в это время не показывалось: состояло оно из старой глухой уборщицы Капитоновны, которая, устав к вечеру, лежала до поздней ночи у себя на койке, - и еще из черных тараканов.
Про тараканов говорили, что они остались от фабриканта. Пока фабрика стояла, и в бывшем фабрикантовом доме помещался продовольственный склад, они расплодились в количестве невероятном и, казалось, неистребимом. Тщетно уборщица Капитоновна мазала щели какой - то невероятной мазью из серы и зеленого мыла, напрасно фельдшер посыпал все полы мышьяком и безуспешно в каждом номере стенной газеты писалось под боевыми заголовками: - «Проклятое наследие фабриканта», «Смерть черной армии» - тараканы не переводились. Самыми опасными врагами тараканов оказались комсомольцы и пионеры. Достаточно было любому из них увидеть таракана, как парень устремлялся на врага с криком «офсайд!» - и беспощадно давил его. За последнее время тараканы стали осторожнее и только изредка выскакивал какой - нибудь шальной из них и при общем смехе подвергался «офсайду».
На очередное собрание комсомола Головастик опоздал и явился только к третьему вопросу.
Маруська Голубина решила выйти замуж и из комсомола. Замуж было выйти легко, потому что с Серегой Меньшовым все было решено, только расписываться Серега не хотел, и решили «так». Из комсомола, оказалось, выйти труднее. Яблочкина в бюро сказала. - Что ты, Маруська. Раз тебе командовать не дали, это что тебе шестнадцать лет! Что ты поначитанней других, то раньше командиршу строить! Брось, Голубина, брось!
Маруська ходила жаловаться в райком. В райкоме секретарь смерил Маруську глазами, строго отстукал голосом:
- Насильно никто не имеет права держать. Хочешь выходить - выходи.
С полдня Маруська вышла на работу, девчата стали бузить:
- Эй, Маруська, мужу портки зашивала, что - ль? Почему утром не была?
Маруська показала шиш:
- На ячейке поговорим. И поговорила... Ее спросили: почему. А она:
- Духу не хватило, не могу больше работать. Как хотите, не буду.
Зыкова так и взвилась:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.