Горький продолжается. Горький с нами.
Грозы революции и раскаты гигантских сражений Великой Отечественной войны, муки социальных преобразований и горькие плоды первых побед – все. что прошумело над головой человека в XX веке, все, что он сумел и достиг, утверждая социализм, – все это нашло свое реалистическое. доподлинно художественное воплощение в творениях Михаила Шолохова.
Если взять всю литературу как единый мировой сказ о человеке, то представление о современной художественной культуре уже не может быть полноценным без творчества Шолохова. При его жизни, при нем, что случается чрезвычайно редко.
Дело в том, на мой взгляд, что в этом многоустном, многоязыком, давно зародившемся и нескончаемом сказе о человеке есть вехи, наиболее точно очерчивающие коренные проблемы и главную судьбу времени – человек и его эпоха, народы и эпоха. – это слово художников века. Шолохов принадлежит именно к этой породе художников.
– Нет нужды доказывать, что современная литература социалистического реализма не могла бы развиваться, не опирайся она на прогрессивные традиции мировой и в первую очередь русской классики XX века с ее мощно разработанным психологизмом, глубочайшим нравственно-философским анализом человеческой души, высотой гуманистических идеалов, эстетикой реализма.
– Но именно: развиваться!
Я говорю о реализме толстовского толка, реализме, способном слить воедино, в художественном образе изображаемого мира человека, общество, историю, будущее. Такой реализм – великая река человеческого познания и поэзии, которая несет нас в космический океан, в поражающее воображение «незнаемое», в глубины человеческой души – бесконечной, как бесконечна вселенная.
В настоящей, подлинно реалистической литературе – будь то условно называемая «деревенская проза» Астафьева. Белова. Носова, Распутина, «военная» – Бондарева. Быкова. Богомолова, «интеллектуальная» – Катаева, Трифонова – стоит одна из важнейших нравственно-философских проблем – человек перед лицом мира... Герои этой прозы – люди страстного нравственного поиска, душевной красоты, постоянства. мужества, устремленности в завтрашний день.
И таких людей будущего писателям сегодня нет необходимости придумывать: они приходят из жизни.
Изображение страсти – непременное содержание и смысл искусства, считает писатель.
Помнится, как озадачило и даже шокировало некоторых из критиков такое выражение чувства Алтынай, героини «Первого учителя»: «Встаньте, несчастные, из могил, встаньте, призраки поруганных, лишенных человеческого достоинства женщин! Встаньте, мученицы, пусть содрогнется мрак тех времен! Это говорю я, последняя из вас, перешагнувшая эту судьбу!»
Действительно, накал чувства Алтынай, на рационально-прагматический взгляд, может показаться неправдоподобным, чрезмерным. Кто в силах вынести его, слившего в себе воедино испепеляющую ненависть, сострадание, проклятие и клятву?
– Его нельзя представить и понять вне Истории, вне Революции. Алтынай – сон и явь революции в киргизской степи.
Если понимать так, как в то же время писал другой критик, все становится объяснимо.
– А как же можно понимать иначе? – говорит Айтматов. – Искусство – это прежде всего революция души. Чувство освобождения, которое испытывает человек, – самое великое и прекрасное чувство, ибо оно рождено в результате борьбы всего человечества за высшие идеалы. В этом его историчность. Ее можно, стало быть, выразить в слове, которое вбирает в себя судьбы мира. И. конечно, говорить о слове – значит говорить о том. что удержала в себе память человечества, память искусства.
– В таком случае «память» неизбежно будет обозначать и «совесть»?
– Вне всякого сомнения. Па мять – это значит и мужество остаться наедине с собственной со вестью, не заглушая ее голоса, не пытаясь уйти от ответа на ее настойчивые и нередко беспощадные вопросы- Человек, у которого нет или который добровольно отказался (послед него я стремился показать в образе Сабитжана в романе «И дольше века длится день») от памяти, от истории. от, в конечном счете, духовной биографии, запечатленной в образах великого искусства – древних мифовм, легенд, классики, – обречен на духовную нищету; он не готов к восприятию сложнейшей современной жизни.
Сегодняшний реализм, по мнению писателя, как раз одухотворен стремлением вернуть человеку историю, цельность мироощущения, развернуть перед ним необозримые духовные горизонты.
– Могли бы вы, Чингиз Торекулович, сформулировать свой нравственный принцип, определивший вашу жизненную и творческую биографию?
– Может быть, он заключается в том, что я инстинктивно избегал праздных и беззаботных людей, к тому же говорящих громко, широковещательно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Подвигу молодогвардейцев – 40 лет