Отречение Саньки-короля

Так, голодный и мокрый, торжественно выгнанный из одной школы и буднично не принятый в другую, решал свою судьбу пятнадцатилетний Сашка Назаров...

...А теперь он Чуть не плакал над письмом Ирины Николаевны.

Мне больно за напрасно, потраченные годы, за изуродованную жизнь, за «характер», которым меня наделили. Ведь я - рос не на улице, а целый день был дома и в школе?

Учится пацан. Потом начинает прогуливать, курить, пить, грубить учителям... А почему парень начинает курить и пить? Думаете, он имеет представление о том «удовольствии», которое испытывает взрослый от этой дряни? Нет. Его рвет, ему плохо. Но это же красиво! Его товарищи давно курят и смеются над его кашлем. Думаете, приятно затягиваться, когда голова идет кругом, или пить водку, когда она просто-напросто горькая? Но это так по-взрослому!

Тут вмешивается воспитатель. «Все это плохо, гадно, несовместимо с сознательным трудом в нашей стране», — говорит он. «Ништяк, хлопчина! Все это фуфель: уроки, школа да и вся эта жизнь...» — говорит та компания, к которой потянуло глупого пацаненка. Вот тут и начинается борьба. Кто кого? Реже — учитель, чаще — улица (насколько я знаю).

И этой страшной силе учителя противопоставляют... легкое внушение, потом обещание наказать и прочее. Чем больше портится парень, тем меньше он обращает внимания на эти нотации. А вы дайте ему того же Павку Корчагина, но в повседневной жизни. И тут никакая «улица» не устоит!

Естественно, возникает вопрос: если «улица» — такая страшная штука, то почему не все у нас преступники? Да дело в том, что не всегда это действие доходит до предела. Ну, курит парень, ругается, смотрит на жизнь пошло — это вовсе не значит, что он будет вором. Станет работать, может, даже в институт поступит, но, если не будет перемен, останется моральным уродом на всю жизнь. Их немало, таких уродов. Они ходят в рабочих спецовках и элегантных костюмах. Но жизнь в их представлении — пошлая, скучная вещь. Ни о каких идеалах не может быть и речи. «К чему учиться, зря время терять? Зачем вести трезвый образ жизни?» Интересы их узки — дальше бутылки и «в картину сходить» не идут. И это потому, что в детстве люди, которым доверили такую ответственную работу, как воспитание, не открыли им истинный смысл жизни.

...Тысячу раз прав Мишка, проводя по отношению ко мне такую жесткую линию. Ведь на свободе я его в грош не ставил, а теперь чего-то требую.

Настроение мерзкое. Видно, оттого, что одинок. Нет друзей. Нет и любви. Когда Оля всю душу отдала мне, я грубо посмеялся над ней, надругался над самыми лучшими человеческими чувствами.

Я, идиот, всю жизнь мечтал произвести эффект. Вот-вот, напал я на это слово — «эффект». Именно этого я и хотел, именно поэтому я и стал воровать. Никогда я не начал бы курить, ругаться матом и пить, если бы это не было эффектно. Но этого было мало, мне хотелось большего. Так и пошел я красть. Красть, чтобы хвастать. Я бы сдох с горя, если бы узнал, что никому не известно о моих «подвигах».

Мишка в письме спрашивает, какую профессию я изберу, освободившись. Скажу одно: такую работу, чтобы можно было сделать больше. Эх, и счастлив бы я был! В общем, по освобождении пойду в МУР, к Михалевичу.

Вчера еще раз посмотрел справочник «Куда пойти учиться», помечтал немного. Ох, уж эти мечты! Попробую поступить на филологический, в МГУ. Но боюсь, что помешает судимость.

Ну, Санек, поздравляю тебя с днем рождения! Завтра тебе... 1 год. ...Была ночь, тихая и звездная. Мы пилили на втором тупике (я был еще у Кудрявцева). Обед, сидим у костра, курим. Думаю. Я тогда все время думал. Балансирка включилась. Я. встал. Спокойно пошел к транспортеру. Вдруг вынул изо рта окурок и щелчком далеко отбросил его. С этим окурком в 12 часов ночи по московскому времени отлетела к чертям собачьим вся моя прошлая жизнь. И вот мне уже один год. Да... Много я наворотил, но еще больше придется сделать. Работы впереди — край непочатый.

Много праздников есть на свете, но самый дорогой для меня этот.

...Обиднее всего слышать из уст ближних гнусные пророчества: ничего не выйдет из тебя, не примут в институт как бывшего зэка. Это говорили мне Витьна и Васька, это говорили бригадники и говорил сегодня «Шплинт». Тошно от таких разговоров, хотя знаю, что трудностей придется встретить немало.

Вчера вытащили первые кубометры. Мой «метод» оказался полезным. Сейчас я считаюсь лучшим работягой в бригаде. Почувствовал к себе уважение.

Ребята подобрались вроде неплохие. Умотался крепко, но разве я тот, что был раньше? Меня сегодня назвали «амбалом» — это значит здоровый. Эх, видели бы они меня год назад! Одна «арматура» на мне была, и бледный, как мертвец.

...Вчера пришел с работы усталый, поел и вместо того, чтобы заниматься, лег спать. Или оттого, что я устал, а может, вообще, проснулась во мне дурацкая и одновременно страшная мысль: «А зачем, зачем все это: учеба, учеба и учеба? Не лучше ли опустить руки, и пускай все идет по течению?..»

...Толик, парень, работавший со мной на бревнотаске, когда мы ее ремонтировали, освободился дня четыре назад. Правильно я ему говорил, что справедливость восторжествует.

Слухи, слухи, слухи... Можно было сегодня что-нибудь придумать, а назавтра это уже возвращалось к тебе, расцвеченное и разряженное фантазией, помноженной на надежду. Радужные, многообещающие, они лопались как мыльные пузыри.