Время от времени слышались шаги надзирателя, проходившего по коридору, и треск костяшек домино из камер. Этот треск и голоса играющих слышал человек, с нетерпением ожидавший минуты освобождения...

Ночь вползала во все углы, подгоняла самых нетерпеливых, уже готовивших койки, чтобы забыться на них, хоть во сне уйти на несколько часов из этой безответной трясины. Пожалуй, нигде так не следят за временем, как в заключении. Непрерывное ожидание и стремление отметить каждый уходящий час, каждую минуту, даже секунду, которая приближает желанное освобождение... Приблизить тот миг, когда двери тюрьмы распахнутся, выпуская человека в неведомое — в город с шумным движением, тысячами огней и колес, в город, зачастую убивающий человека.

Луна освещает грязные дворы. За решеткой, там, во дворе, мусорный ящик. На ящике кошка, привлеченная запахом мясных отбросов, а может быть, просто тоской, как и арестант, озирающий этот двор из-за решетки.

Ничего, кроме привычных звуков: настойчивые вопли заключенного, обезумевшего от тишины, потрескивание приемника, настраиваемого с волны на волну, визг тормозов за высокой, массивной стеной, а совсем рядом, за стеной камеры, поскрипывание дряхлой койки, состарившейся под тяжестью человеческих тел.

На ближайшей церкви пробило десять. В коридоре послышались гулкие шаги. Два человека идут рядом, идут вместе, но какие разные мысли занимают их...

— Проходи-ка сюда... Посидишь здесь до завтра, а то и подольше. Просто не знаю, что мне с тобой делать... Отребье несчастное, уже и сажать вас некуда, как голову ни ломай! Расстрелял бы вас всех, как собак. Как собак? — Он, видимо, вспоминает детство. — Нет, собаки лучше вас, они лучше...

«Они лучше, они лучше, они лучше...» — бормотал, удаляясь, надзиратель, а в камере наедине с ночью остался человек лет двадцати трех.

Луна выползала из облаков, тени решеток пересекали его лицо.

«Хотеть и не мочь! Хорошо бы соорудить стену высотой до самого солнца и посмотреть, есть ли там бог... Что-то не верю я в него больше...»

Хуан Пабло, или Хуанчо, как называли его в детстве, сидел на старой койке. Все тосковало в нем: и крепкие руки с большими сжатыми кулаками, и полуприкрытые глаза, но больше всего его тело, созданное для работы.

«Сколько таких, как я? Здесь, рядом, в этой тюрьме, и там, за стеной, в родных местах. Heкому нам помочь, нас некому защитить. И ничего нельзя сделать, ничего!»

Словно желая уйти от мыслей, он встал и ухватился за прутья решетки, отделявшей камеру от коридора. На другой стороне коридора в такой же камере были люди.

— Эй, малый! Ты чего спер? Деньги? В следующий раз будь поосторожней. Да и я тоже...

Это крикнул здоровенный детина. Ему хотелось побеседовать.

— Нет. Я ничего не крал.

— А-а... Так ты, наверное, молился, когда тебя взяли, да? Или ты опасный политик?

Его смех болью отозвался в сердце Хуанчо.

— Ну, раз ты политик, нам с тобой не по пути. Я предпочитаю свое ремесло.

«И здесь то же самое! Почему же он сразу подумал, что я вор? Меня зря обвинили, зря посадили, но и здесь думают то же самое...»

Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Он сел и стал вспоминать прошлое.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.