— Ну а что ждало тебя, догадаться нетрудно. Делиться и оставлять свидетеля было не в правилах Паташона. Однако вернемся к Валерию. Замысел преступника не удался. Возможности свои он переоценил: глаза уже не те, да и руки. В меня не попал как следует. Между тем отведенное ему время истекало. Погода улучшилась. И хотя Паташон при любой возможности намекал на твою «вину», Валерий, подтвердить ее могло лишь «самоубийство» или по крайней мере несчастный случай, похожий на самоубийство запутавшегося, мучимого совестью пьяного человека.
И вот с бутылкой и двумя пластмассовыми стаканчиками в кармане Паташон идет к тебе, Валерий. По пути занес сапоги Матвею, закрепил начатую интригу, заполучил еще одно полуалиби: если кто и обратит внимание на его ночные перемещения, он был у Филипенко. Нельзя отказать этому мерзавцу в умении запутывать следы. Повстречались Олег с Галиной: «Куда, дедушка?» «К Матвею». Складно! Но не знал он, что трудится впустую, что никакого золота не существует, что безнадежно и окончательно заблудился он в своем порожденном безумным переплетением страха и жадности фантастическом мире. Нет, я не считаю его сумасшедшим. По-своему он был нормален, и останься жив, ответил бы перед судом без скидок. Но с точки зрения человеческой, естественной, гуманной говорить о «нормальности» поведения Паташона не приходится. Его приходится только опасаться. Однако ты был далек от этой мысли, Валерий...
— Мне было противно.
— И ты отказался пить самогон?
— Самогон?
— Да. В бутылке была не водка, а спирт. Градусов семьдесят с гаком. Хлебнув стопку такого пойла, ты уже, будучи пьяным, наверняка свалился бы с ног. Что и требовалось. Печь догорала, набитая угольями...
Валерий с силой хлопнул себя ладонью по лбу.
— Я знаю, когда он прикрыл трубу. Я выходил...
— Теперь ясно. Потому что при тебе закрыть заслонку было все-таки рискованно.
— Я выходил. Появление этой мерзкой рожи подействовало на меня отвратительно, но хотелось сообразить, зачем он явился. Я вышел и протер лицо снегом.
— А он тем временем задвинул заслонку. И взял носовой платок.
— Платок валялся.
— Паташон использовал его в последний раз. Это был практичный человек. И он не собирался оставлять отпечатки пальцев на заслонке. Вот откуда сажа на платке. Когда ты вернулся, он не успел его спрятать, сжал только в кулаке.
— И заюлил: «Оставлю тебе водочку, Валера, сам я непьющий. Пойду, если сердишься...» Я ему: «Забери бутылку!» Он: «Как хочешь, а напрасно пренебрегаешь стариком...» Ну и намекнул, сказал гадость... Вы знаете. Ударил я его. Но убивать не хотел.
— Ты и не убил. От такого удара не умирают. Но, падая, он ушибся затылком о спинку кровати и потерял сознание. Этого оказалось достаточно. Угар начал действовать.
Вот мы все вместе и разобрались. Буду рад, если мои наблюдения пригодятся следствию.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.