Часовых дел мастер ясно видит и понимает взаимосцепление всех пружин, рычажков и колесиков, когда берется за починку часов. Он не только знает, что стрелки движутся по циферблату силою раскручивающейся пружины, но и с закрытыми глазами может представить себе весь путь передачи движения от пружины к стрелкам.
Но простейший слизняк сложнее не только любых часов, но и самого замысловатого механизма. Никакая машина не сможет сама себя починить. Ни у одной машины вместо отломанной части не вырастет новая. Никакой, самый мудреный механизм не сможет выделить из себя второй такой же, цельный и работающий механизм. Ничтожнейший комочек живой слизи - амёба - и тот уже превосходит всем этим любое из чудес техники. А что же сказать о высшем животном! Что же сказать, наконец, о самом человеке?!
И вот на глазах врачей разваливается, рушится, разлагается как раз то, что и составляет понятие «человек»: рушится человеческий разум, в безобразную словесную кашу обращается человеческая речь...
Где, что повреждено? Какая работа, какая именно деятельность живого, цельного человеческого организма пришла в расстройство?
На первые два вопроса - «где» и «что» - врачи всегда отвечали легко и быстро. Раз человек сошел с ума, помешался, - значит, наверняка причину этого надо искать в голове и болен, конечно, мозг.
Девятнадцатый век был веком вторжения в головной мозг.
Стол хирурга, видевший сотни операций; анатомический стол, где рассекаются уже безжизненные тела; наконец, микроскоп и нож физиолога, прокладывающий прихотливые пути в глубине живого мозга животных, - все это безмерно обогатило на протяжении девятнадцатого века сокровищницу фактов и наблюдений, способных пролить свет в таинственное существо мозга.
К началу семидесятых годов среди врачей было окончательно похоронено фантастическое учение о мозге, созданное так называемыми френологами. Но еще долго, начитавшиеся френологических книжек, гимназисты отыскивали друг у друга на черепе «шишку религиозности», «шишку преступности», «шишку математических способностей», «искусств» или «семейных добродетелей».
Отец «френологии» Галль в своих преждевременных попытках связать ум и характер человека с особенностями его головного мозга населил мозговые полушария множеством каких - то самостоятельных свойств, способностей, наклонностей, страстей и пороков.
Для каждого свойства, для каждого порока или добродетели он заботливо указал отдельные обиталища в мозгу. А так как, рассуждал Галль, сильное развитие в человеке какой - нибудь страсти, например скупости, неизбежно влечет за собой разрастание соответственного участка мозга, то и череп скупого неизбежно выпятится над этим местом и образует «шишку скупости».
От «френологии» врачебная наука шарахнулась в другую крайность. Накануне семидесятых годов взяло верх учение Флуранса: в душевной, или, иначе говоря, в нервно - психической, жизни совершенно равноценны, однозначны друг другу все участки головного мозга.
Подобно тому как погруженная в воду губка одинаково пропитана во всех своих частях одной и той же водой, точно так же и головной мозг равномерно пропитан психическими, душевными функциями.
Так проповедывали сторонники Флуранса.
Да! Это была скорей проповедь чем наука: каждому вольно было принять ее или отвергнуть.
В 1870 году Фрич и Гитциг бесспорным опытом показали, что если раздражать электрическим током определенные участки мозговой коры, то у животного начнут судорожно двигаться лапы.
Если же эти самые участки мозговой коры вырезать совсем, то животное, хотя и выздоровеет, но ходьба его чрезвычайно нарушится: оно будет как человек, разбитый параличом.
Так открыты были двигательные области в коре головного мозга.
С этого началось. А вскоре учеными - физиологами поистине овладело какое - то упоение ножом и током. Домыслы были оставлены. Никаким, даже самым остроумным догадкам и рассуждениям о мозге не придавалось ни малейшей цены, если каждое слово в них не подтверждалось опытом искусственного раздражения и частичного разрушения.
Даже «гениальный взлет сеченовской мысли» - статья великого русского ученого Ивана Михайловича Сеченова «Рефлексы головного мозга», столь близко подошедшая к раскрытию тайн мозговой работы, - даже и эта статья, произведшая переворот в мышлении людей шестидесятых годов, ничуть не сдвинула в свое время науку о мозге, так как не была подтверждена опытами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.