«Оставить пламень свой»

Адель Алексеева| опубликовано в номере №1375, сентябрь 1984
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Дом славился музыкой. Дмитрий Шереметев наследовал от отца и матери любовь к музыке, сам хорошо пел, сочинял даже. Это сближало его с Дельвигом... Жуковский при дворе, конечно, встречался с Шереметевым и был у него дома... Что касается поэта Ивана Ивановича Козлова, то, помнится, он писал поэму о Наталии Борисовне Шереметевой, значит, ему были нужны подробности о жизни в Кускове. Он был слеп, и единственным источником могли быть устные рассказы. Значит?.. Никто, кроме Татьяны Васильевны, не мог ему рассказывать о жизни Кускова в ХVIII веке...

Все эти люди бывали у Шереметевых, они не могли не посетить Татьяну Васильевну: она была душой, хранительницей этого дома.

– А Александр Сергеевич?

– Что касается Пушкина... Известно, что именно в Фонтанном доме Кипренский писал его портрет. Портрет – дело интимное, домашнее, тут и чай, и разговор, встречи... И писался он не один-два дня... Сколько?.. Думаю, что несколькими сеансами тут не обошлось... И портрет в некотором роде преображающий... Представьте себе, Пушкину всего 27 лет, шестого июня должно исполниться лишь 28, но заметили, что у Кипренского он много старше? Полная зрелость поэта. Это заказной портрет, в первом варианте не было лиры, она написана по желанию заказчика. Писался портрет с перерывом. Надо было отойти, отстраниться на время... Нет, пятью-шестью сеансами тут не обойдешься... Так что бывали в Фонтанном доме два великих художника много раз...

Вот почему я живо представляю, как словоохотливая Татьяна Васильевна встречала дорогих гостей, как угощала чаем, вела беседы...

Учитывая дружбу Пушкина с Дельвигом, а также отношения Дельвига с Дмитрием Шереметевым и их музыкальные увлечения, можно предположить, что Пушкин даже чаще встречался с Татьяной Васильевной.

Невольно задаешься вопросом: а не могло ли повлиять это знакомство на выбор сюжета «Барышни-крестьянки»? А имя? Многие знали, что граф предложил негласной опекунше сына Татьяне Васильевне стать его женой, наследницей, но она отказалась – ради памяти той, что соединяла их, ради верности. «И буду век ему верна». «Ах, Таня, Таня!...» Таня – редкое в дворянской столице имя. Я не нашла ни единого упоминания этого имени во всей переписке Пушкина, скорее всего оно принадлежность провинциального быта, простонародной жизни... Почему не могло повлиять знакомство Пушкина с Татьяной Васильевной на выбор имени его любимой героини?.. Ах, Таня, Таня!

О нраве ее, о характере сохранилось немало воспоминаний. Например, такое событие, как петербургское наводнение 1824 года, всколыхнувшее весь город. Вода бушевала под окнами дома, а Татьяна Васильевна не поднималась из своей комнаты наверх. Сверху прибежали гости Дмитрия – Трубецкой и Бутурлин, звали ее, но она отвечала: «Есть у меня отметка на стене, и дальше вода не осилит подъем. Отчего говорю так, батюшка?.. Да оттого, что знаю, оттого, что давно на свете живу...»

А вот еще одна сцена, характерный случай из жизни Татьяны Васильевны, уже иного рода, свидетельствующий о ее остром народном уме, добром сердце и здравом смысле.

Как-то собрались в Фонтанном дворце гости. Все шло хорошо, Шереметевы, как всегда, поражали гостей искусством своих поваров, наливками, устрицами, соусами, спаржей и, конечно, музыкальными выступлениями. Кто-то из гостей – это был учитель рисования с фамилией Тихобразов, которая ничуть не соответствовала его нраву, – «угостился» через край. И пошел в пляс, да так, что того и гляди упадет.

Татьяне Васильевне уже было за восемьдесят, но, стройная и ловкая, как и в молодые годы, в твердом корсете, она вытащила платочек, велела играть «По улице мостовой» и пошла, пританцовывая, навстречу Тихобразову. Виновник замер, прибодрился, наклонился к ней, и она, танцуя, повела его к креслу. Он поцеловал ей руку и растроганно прошептал: «Ах ты, голубка...»

...Прошли десятилетия. Растут внуки Прасковьи Ивановны. Наконец отменено крепостное право. Родственники, земляки из Тульской губернии уже могут приехать к своей столичной родственнице...

Почти незрячая, но все такая же прямая, Татьяна Васильевна бродит по анфиладам комнат Фонтанного дома. Садится у окна. В сумерках ей видится Останкино, сцена, блеск театра. Тени минувшего? Нет, не тени, они ей живые!.. Кажется, она слышит голос, ангельский голос: несмотря на запреты врачей, Паша пела своим нежнейшим сопрано, даже когда уже была «тяжелая» Митенькой. Она подходит к ее портрету. В малиновой комнате, у столика, в полосатом платье, шарфе красного цвета. Ох, какой портрет напоследок сделал Николай Иванович Аргунов!..

Колышутся шторы; Татьяне Васильевне кажется: легкие шаги дорогих людей. Дует ветер – кажется, что-то шепчет за окном любимый старый клен Паши, посаженный еще в первый их приезд в Петербург... Призраки? Воспоминания? Нет, пламень ее сердца, тепло ее голоса живы. И Татьяна Васильевна тихим голосом напевает: «Вечор поздно из лесочка я коров домой гнала...»

Вот куда меня завела песня «Вечор поздно из лесочка...».

Картины из истории русского музыкального театра, его детства, наивного и прекрасного времени. Наша история, наша гордость.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Глоток солнца

Рассказы

Обелиск в степи

Рассказы

Диагноз: фанат

В свете недавних событий – архивная статья «Смены»