«Оставить пламень свой»

«Пожалованы к руке» были наши героини. Мало того, одной был подарен бриллиантовый перстень с царской руки (Параше), а другой (Тане) – высыпана горсть золотых монет.

Сколько чувства, силы, пластичности в крепостных актрисах! Параша играет царицу и ходит, как настоящая царица, а сколько гордости, лукавства в «тансерке» Тане!

Но занавес опускается. Только что одна исполняла арии царицы, другая – танцы принцессы, и, кажется, в эти минуты они властвовали над господами. Однако... Кончалось действие – и кончалась их призрачная свобода. Жемчугова пела, Шлыкова танцевала, им кричали «Форо!», но что дальше?

В. А. Чивилихин в книге «Память» приводит отрывки из дневников А. В. Никитенко – крепостного мальчика Шереметева, ставшего профессором Московского университета. На собственной шкуре узнал тот «барство дикое»; сохранился его отзыв о Николае Петровиче Шереметеве:

«Между своими многочисленными вассалами он слыл за избалованного и своенравного деспота, не злого от природы, но глубоко испорченного счастьем. Утопая в роскоши, он не знал другого закона, кроме прихоти. Пресыщение, наконец, довело его до того, что он опротивел самому себе и сделался таким же бременем для себя, каким был для других».

Однако слова эти относятся, видимо, к последним годам жизни Шереметева, когда уже скончалась актриса, своим голосом и нравом умевшая «укрощать» самовластного графа.

Только ее он слушал, только она имела на него благое влияние, спасая его от него самого.

И не оттого ли столь беззаветно полюбил он эту не столь уж красивую, хрупкую, черноглазую девочку? Он совершил мужественный, невиданный по тем временам поступок, бросил вызов высшему обществу: в пору самого дикого крепостничества женился на своей крепостной. «Ты родилась крестьянкой, завтра будешь госпожа!» – как поется в песне.

...Причудливы наши блуждания по лесу жизни, и причудлива память, изгибы судьбы.

Москва. Пересечение улиц Калинина и Грановского. Угловой дом – дорогой для меня; когда-то, в студенческие годы мы читали тут древнерусскую литературу, учили историю... Комната была огромная, круглая, маленькая «буржуйка» не в силах была ее согреть. И вдруг я узнаю, что в этой комнате жила Прасковья Ивановна. Именно сюда привез ее граф Шереметев после венчания.

Разговариваю с Еленой Петровной Шереметевой-Голицыной, с праправнучкой актрисы Жемчуговой.

– ...И из церкви действительно они поехали на Воздвиженку, в тот угловой дом? Там закругленный балкон еще? И комната круглая? – замирая, спросила я.

– Ну, конечно, она называется ротонда! – густым голосом воскликнула Елена Петровна, – Я появилась на свет в этой комнате.

Родители приехали из Петербурга ненадолго. И вот...

Параша и Таня жили в доме моей юности! Какой неожиданный перекресток судьбы, какое совпадение... Значит, я все студенческие годы сидела над учебниками в той самой комнате? Здесь они коротали вечера вдвоем, ибо граф постоянно бывал в разъездах. Конечно, они певали тут в два голоса. Играли на гитаре, на клавикордах. И словоохотливая Таня отвлекала, должно быть, Парашу от печали, развлекала своими разговорами.

– Но умерла Прасковья Ивановна в Петербурге, в Фонтанном дворце... – продолжает свой рассказ Елена Петровна. – На двадцатый день после родов. А ее верная Таня стала негласной опекуншей мальчика, ее, кажется, отправили от злых глаз, в деревню...

Что-то благородное было в голосе, в движениях Елены Петровны, что-то завораживающее и в то же время открытое, простое, ясное, как у ее великой прабабки:

– Я прекрасно помню Фонтанный дом, малиновую парадную комнату, белый зеркальный зал, детскую с резными стенами... И маленькую комнату прабабушки, она оставалась в неприкосновенности, и нас водили в нее каждое воскресенье... Ее памяти поклонялись нежно, преданно... Мне кажется, любовь к ней и по сию пору вдохновляет... Мой сын, художник, писал на темы, связанные с Парашей Жемчуговой.

И тут опять невольно приходится удивляться способности судьбы устраивать неожиданные встречи.

Оказалось, что мы учились с ее сыном в одном классе! В маленьком подмосковном городке. Мы не видели с тех пор друг друга – и вот! Вот я уже смотрю на картину «Воспоминание о П. Жемчуговой» Иллариона Голицына...