— Я категорически не согласен с Юзефом, – сказал Иван Прохоров. – Я прошу поставить на голосование два предложения – мое, о казни, и его.
— Прежде чем приступим к голосованию, угодно ли будет выслушать мое мнение? – спросила Люксембург. – Я, к сожалению, вынуждена согласиться с Юзефом. То, что предлагаете вы, идет от сердца, без раздумий о стратегии, то есть о будущем. То, на чем настаивает Юзеф и что, к сожалению, обязана поддержать я, есть мнение человека, заглянувшего вперед, в то туманное далеко, что не каждому дано видеть. Юзеф прав, мы не можем повторять тактику эсеров. В этом локальном эпизоде должна проявиться наша позиция: либо казнь, таинственный суд, который позволит здешней полиции раздуть очередное дело об анархистах и пугать этим массы, либо открытое, пренебрежительное, свидетельствующее о нашей силе оповещение в печати: «Такой-то или такая-то состоит сотрудником охранки. Предупреждаем об этом всех товарищей по борьбе». Однако такого рода обвинения мы вправе выдвинуть лишь после того, как Юзеф доведет до конца свой план... А теперь прошу голосовать...
(План Дзержинского развивался стремительно. Группы наблюдения сообщили о двух встречах Туровской с Гартингом.
Выяснили, что Гартинг жил в Берлине, как «дипломат», однако постоянно встречался с полицейскими офицерами – свой человек на Александерплац).
Дзержинский ждал Туровскую на улице.
— Еле... Птаха... – сказал он, – у нас к вам очень серьезное поручение. Я прошу вас сегодня же выехать в Варшаву, встретиться там с Мечиславом и передать ему следующее: «Иван ведет себя подозрительно. Либо он уже заагентурен охраной, либо это вот-вот случится». Выехать надо сегодня же.
— Боже мой! Кто этот Иван?!
— Это Прохоров. Иван Прохоров, – ответил Дзержинский и передал Туровской билет. – Здесь билет на Варшаву, Птаха. От вас зависит жизнь многих товарищей. Вы имеете право побывать только у Ноттена, там вас Мечислав найдет. Больше вы никуда выходить не должны. К Ноттену – и немедленно обратно. Договорились? Мы ждем вас послезавтра.
— Хорошо, Юзеф, я все сделаю. Что вы так осунулись, милый? Не больны?
— Болен.
— Легкие?
— Нет, сердце.
Он легко поднялся со скамейки и пошел по бульвару-
— Глеб Витальевич, – сказал Шевяков, вызвав к себе Глазова, – вы мне Ноттена приготовьте. Я хочу забрать его у вас на время.
— Для какой цели?
— Я верну его, Глеб Витальевич, истый крест, верну.
— Я должен знать, для какой цели вы берете моего сотрудника, Владимир Иванович. Это мое право.
— О правах-то не надо бы. Пока я ваш начальник, меру прав определять дано мне. А вам следует выполнять указания и в споры, так сказать, не влезать.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Григорий Петрович Коблов, генерал-майор в отставке, первый часовой поста № 1 и Сергей Малашкевич, рядовой