— Помимо научных занятий, коим я предан в первую голову, Иван Васильевич, мне приходится выполнять ряд заданий, связанных с практикой политической разведки. Не согласитесь ли вы помогать мне, получая за это соответствующее вознаграждение?

— Не понимаю. – Иван пьяно замотал головой. – С какой разведкой? О чем вы?

— О том самом. Данные, которые меня интересуют, относятся к сфере ваших интересов: социал-демократия Пруссии, ее возможное влияние на внешнеполитическую ориентацию здешнего, прусского кабинета.

— А почему вы, собственно, решились внести мне такое предложение? – спросил Иван. – Я ведь откажусь, Аркадий Михайлович.

— Нет. – Гартинг покачал головой. – Не откажетесь. Смысла нет. Я ж не в провокаторы вас зову, не к унизительному осведомительству. Я зову вас в разведку, без которой нельзя стать политиком. А вы политик, прирожденный политик. Я прочитал стенографический отчет вашей речи во время реферата Каутского. Прекрасно! На вас кое-кто шикал. Еще лучше! Из каких углов? Кто? Какие интересы стоят за этими шикунами?

— Ваши, – усмехнулся Иван, – чьи ж еще...

— Отнюдь. Вы неправы, сугубо неправы. «Ваши» – это понятие собирательное, то есть расчленяемое. Думаете, я не рассуждаю о будущем? Ого! Еще как рассуждаю! Считаете, что мое рассуждение идет в пондан с петербургскими рассуждениями? Ни в коем случае. Естественно, в столице есть люди, которые думают, как я, иначе мне б не сидеть здесь. Но их пока мало. Растут еще только те, с которыми моим детям и вам – я-то свое пожил – предстоит принять бремя ответственности за судьбу России. Поверьте слову, помочь прогрессу в стране может эволюция – все иное обречено на варварство и отсталость. Лучше помогать, состоя в наших рядах, чем дразнить медведя, как это делают большевики и эсеры. Да, да, именно так; медведь терпит-терпит, а потом как поднимется на задние лапы, как шваркнет когтями по мордасам – костей не соберете. Я приглашаю вас, социалиста, в наши ряды, и я знаю, на что иду: семя неистребимо, и линию вы будете гнуть свою, а она у вас при всех шараханьях разумная, справедливая. То-то и оно. Кто больше рискует – не знаю, но позволю высказать предположение, что больше рискую я.

— Вы, случаем, не тайный анархист? – поинтересовался Иван. – Не член ЦК?

— Нет. Они слабы. Институтки от революции. Истерики много, блеска показного. Нет, скорее меня можно причислить к радикальным земцам: я думаю о России как патриот, состоящий в рядах тех, кто готов принять на себя бремя. Да и вы готовы – по глазам вижу.

Через два часа Дзержинский уже знал о предложении Гартинга.

Через пять часов он был на квартире Розы Люксембург.

— Угодно ли вам будет, – медленно говорила Роза Люксембург, стараясь не смотреть в лицо Туровской, – дать показания? Мы, – повысив голос, словно почувствовав возражения Туровской, продолжала Люксембург, – не есть партийный суд, но приглашены вы сюда для того, чтобы быть опрошенной в связи с возникшими против вас подозрениями.

— В чем меня подозревают?

— В провокации.

— Это по меньшей мере смешно! Нелепо...

— Угодно ли вам дать объяснения? – не меняя голоса, настойчиво повторила Люксембург.

— Я готова ответить на все вопросы.

— Пожалуйста, Юзеф.

Дзержинский пересел на свободный стул, ближе к Туровской, и спросил:

— Когда вы вернулись из Парижа?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• 17
• 18
• 19
• …
• 21
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.