Ослик

Видит бог, для одного ишака нас было слишком много. Он-то, наш благодетель, был терпелив, как Иов, но мы... Мы не смогли преодолеть свое детство и детское нетерпение.

За весь день каждому из нас удавалось два, от силы три раза осуществить мечту и проехаться верхом. Однако человек остается человеком: постепенно в нашей среде проявились такие свойства, как упрямство, властность, а то и несправедливость. Даже взрослые, кто похитрее и посильнее, не очень-то считаются со слабым и простодушным, чего же говорить о мальчишках, мечтающих прокатиться на ишаке, — разве они пощадят слабого? Не скажу, что порядок и очередь слишком уж по-разбойничьи нарушались, но... Кажется, это был Иорам: когда на ишака посадили маленького мальчишку, а ишак даже веса не почувствовал... Да, точно это был Иорам — он примостился за мальчуганом сзади; вроде и очередь у слабого не отнял, и ишака не стал занимать под слишком маленький «груз».

Все затаили дыхание: думали, что двое нахалов, взгромоздившихся на это маленькое тонконогое создание, вырвут счастье из наших рук, обрушат свод небес... Но это все мы, наше воображение и фантазия, а ослик потопал себе как ни в чем не бывало, точно так же, как тогда, когда на нем сидел один мальчишка.

Вот сейчас у него подкосятся ноги, и он рухнет. Сейчас подломятся тонкие щиколотки, и прощай! Вот-вот с хрустом проломится хребтина, и...

Куда там — идет себе, и хоть бы что!.. Похлестывает хвостиком по ногам заднего из всадников. Обошел луг раз, потом другой и остановился. Спрыгнул Иорам — он в восторге: вот это открытие! Оказывается, на нем могут ездить двое мальчишек, а мы по полдня простаивали в очереди.

Сначала мы все-таки осторожничали и пару наездников подбирали помладше или помельче. А те, кто покрупнее, садились поодиночке. Дело пошло на лад. Никто не был в обиде.

Потом один большой мальчишка стал сажать с собой малыша. Постепенно мы привыкли к тому, что два всадника, даже и полномерные, не очень обременяли ишака, а погодя решили, что между двумя большими и тремя маленькими мальчишками не такая уж большая разница в весе.

Трое маленьких или двое больших: дело от ладилось, как часы. О лучшем и не приходилось мечтать. Девочкам — смуглой, худенькой Джульетте, светловолосой Пацунии и моей двоюродной сестре Назико — мы, разумеется, не предлагали сесть на ишака, но они видели такое прекрасное зрелище, и, я думаю, этого им было вполне достаточно, они не могли пожаловаться на судьбу.

Единственное, к чему при всем своем терпении и покладистости не мог привыкнуть наш ослик — это к четырем всадникам. Во-первых, потому, что спина его была коротка для такого груза, во-вторых, силы его были небезграничны. Ослик вроде бы не слишком упирался, пока «производилась посадка», но стоило ему почувствовать, что груз не умещается на спине, он направлялся к нашему оврагу, становился передними ногами вниз на скат оврага, наклонял голову, и сидящий на холке, цепляясь за короткую гриву, медленно соскальзывал вниз, в овраг: то есть ишак осторожно сваливал его туда.

Это сбрасывание в овраг только поначалу было неожиданным, когда же «сверженный» всадник как ни в чем не бывало вскочил, без раны и без ушиба, «падение» с ишачьей шеи в овраг стало нашим любимым развлечением. Оставалось место на ишачьей спине или не оставалось — неважно; четвертый все равно пристраивался сзади, прилипал, цепляясь за передних, и ишак шел к краю оврага, чтобы облегчить себе ношу.

Наш возчик наверняка пасся по ночам — днем у него не оставалось для этого времени. Но надо признаться, он заметно похудел, словно уменьшился, на боках и загривке выперли кости. Особенно неудобно было сидеть на худой спине переднему всаднику, до того, как его скидывали в овраг, а второй, третий и в особенности четвертый всадник чувствовали себя нормально.

Мы росли, подаренное осликом счастье давало нам силы; а он оставался тем, кем был: терпеливым, спокойным, верным другом. К слову сказать, от того, что в наших краях не держат ишаков, там не знают, как их использовать в хозяйстве. Разве что разок-другой сгоняют на мельницу с кукурузой или за помолом, а так жил наш ослик себе на воле, на лугу на радость мальчишкам. И хозяин у него был не такой, чтобы с палкой гоняться за нами — почему, дескать, скотину мучаете, не даете покоя. Если мы замечали где-нибудь тяжело бредущего, усталого Энуки, то сами оставляли ишака в покое и прятались в навесах для сушки кирпича или в дупле старой груши, но Энуки и не думал гнать нас.

В третьем классе мы с братом перешли жить к тетушке в соседнюю деревню, теперь только по воскресеньям да еще в каникулы мы могли покататься верхом на ослике.

Когда наши сверстники подросли, пастушатами и счастливыми наездниками стали их младшие братья и сестры.

Потом началась война. Начались такие беды и страдания, от каких не мог излечить даже наш всемогущий ослик. Некоторые мои одноклассники перешли учиться в районный центр, другие освоили ремесло или стали хозяйничать на полях, в виноградниках, на мельнице, стали работать за старших. Неподъемный груз военного детства не мог уместиться на ишачьей спине; наш ослик и четверых-то не носил. Раскидало нас в разные стороны, и, на счастье, ослик так исчез из нашей жизни, что мы и не заметили. Наверное, нам и не очень хотелось уточнять, что с ним.

В том, как мне запомнилось его появление на лугу Бекнара, вы могли убедиться сами, а вот его исчезновение, уход не помню. Мне и сейчас кажется, что если я очень захочу и хорошенько поищу, то увижу его где-нибудь на лугу возле моей деревни с четырьмя всадниками на спине, переднего из которых он осторожно сбрасывает в овраг.

Порой в трудную минуту мне случалось пожаловаться в сердцах: «Что у меня за жизнь! Ни крошки радости не перепало!» Ну вот я и убедился, что был глубоко не прав.

...Недавно мне довелось побывать в Кахетии, в гостях у моего друга (возможно, и историю про ослика я решил рассказать после той поездки). У друга болел отец, и я заехал навестить его. Добрались поздно, хозяин, к счастью, встретил нас на ногах, ну и сами знаете, как это бывает. — грузинским обычаям мы не изменили и в ту ночь... Словом, заночевали. С утра я был не в настроении. С вином получился перебор, да и в Кахетии его научились делать по сомнительным рецептам, и погода, как нарочно, стояла гнусная...

Утром взрослым, слава богу, было не до меня. Ребенок — мальчишка лет шести — вошел в мое положение и решил посочувствовать. Умеют дети высказать расположение, есть у них для этого всякие приемы; если ты уделишь ему внимание, то и он в долгу не останется. Тут уж, будь добр, не хмурься и не мотай головой.

Притащил мальчишка разные игрушки, в том числе саблю, разумеется, пластмассовую, и шлем — шлем был настоящий, какие надевают мотоциклисты, и это особенно нравилось мальчику. Я, конечно, похвалил его игрушки и сумел сделать это не совсем сухо, а шлем даже напялил на голову; во-первых, потому, что он налез на меня, а во-вторых, теперь я был при деле.