Не отрываясь от чтения, Володя проговорил:
- Отец на юге, наверно, воюет. Пишет, что у них кругом хлеба неубранные стоят. Замечательный в этом году урожай был, пишет...
Ольга Ильинична снова ощутила робость, слушая сына, рассуждавшего по-взрослому. Ещё совсем недавно каждое изменение в нём, каждая ступенька его роста находились под её неусыпным контролем, и она сама участвовала в этом увлекательном восхождении сына от младенчества к детству, от детства к отрочеству. Ныне он поднимался уже один, не нуждаясь в её помощи, и навсегда, вероятно, ускользнув из-под её опеки. Поражённая тем, что не могла уже повлиять на судьбу сына, она обмирала от страха за него. Володя и внешне заметно изменился за то недолгое время, что она его не видела: щёки у него запали, но он возмужал, стал старше, немного погрубел, небольшие руки его со свежими царапинами потемнели.
- Вовочка, ну расскажи мне, как ты там? - просительно заговорила она. - Кормят вас как? Пайка-то вашего хватает?
- Погоди, мама. - Володя кончил читать, вложил письмо в конверт и круто повернулся к Верёвкину: - Эх, хорошо бы с отцом в одной части послужить! - сказал он громко. - Красиво было бы, правда? И чтоб никто не догадывался об этом, чтобы никакой поблажки друг другу не девать. «Разрешите доложить...», «Можете быть свободным...». И всё... Красиво, правда?
Ольга Ильинична ближе пододвинулась к сыну.
- Пайка-то хватает вам? - повторила она.
- Что ты, мама! Даже остаётся, честное слово! - ответил Володя и опять обратился к Верёвкину; зелёные глаза его заблестели: - Во втором
батальоне у нас Кочетковы служат, отец с сыном. Отец взводом командует, а сын у него пулемётчиком. Вот это да! А помнишь, Витя? - воскликнул он. - Помнишь, как мы с отцом охотились вместе? В темноте ещё уходили, с утра, и на целые сутки... Помнишь, он нам свою централку давал? А потом мы костёр раскладывали, картошку пекли...
Ольга Ильинична тронула сына за рукав.
- Ну, а на ночь уводят вас куда-нибудь? - спросила она. - Или так на сырой земле и спите?
- Что, что? - Володя поднял на неё удивлённые смеющиеся глаза, но, помолчав, мягко сказал: - Ты не волнуйся, мама, обо мне, совершенно нечего тебе волноваться. Не один же я там, в самом деле!
- Правда, правда, - она закивала головой, точно эти последние слова сына действительно успокоили её, но, в сущности, она просто избегала несогласия с ним, боялась спора. - Что же это я расселась? - спохватилась она. - Вы же голодные, наверно, - и, быстро поднявшись, она побежала к буфету.
«Хлеб-то у меня вчерашний, вот беда, не успела сегодня купить», - мелькнуло у неё в голове.
Володя, глядя на мать, опять подумал, что никогда она не была такой молоденькой, как сегодня, и лицо его омрачилось.
- Не хлопочи, мама, мы есть не будем. Идти уже нам надо, - сказал он серьёзно.
Она, встав у буфета, долго молча смотрела на него.
- Уходите уже? - очень тихо проговорила, наконец, она.
- Пора уже нам.
- Что ж так скоро уходите? - прошептала Ольга Ильинична. Кровь отлила от её лица, и даже губы её побелели.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.