Писать о ней трудно.

– Ну, пожалуйста, – говорит она. – Ну, я вас очень прошу. Если вы хотите сделать мне приятное, ради бога – ни единой строчки.

Тот, кто явился к ней впервые, может счесть это за ритуал, кокетство, как вдруг увидит очень серьезные, строгие глаза. Она, такая ровная, мягкая, так легко находящая деликатные слова в самом рискованном положении, похоже, неспособна уже на иронию.

– Но, Валюта! – Ее часто называют Валюшей даже малознакомые люди, и не столько из-за юного ее вида, сколько в перекличку с ролями, где она такая – милая, славная, простая, своя. – Но, Валюта! – настаивает огорошенный интервьюер. – Только ваши собственные слова. Сохраненные магнитофоном. В моей тактичной редактуре. С вашей визой. Никакой отсебятины. А?

– Ни-че-го, я вас прошу, ни-че-го не надо.

Так было и со мной. А ведь я не свалился с бухты-барахты, как снег на голову, и она знала, не могла не почувствовать моего уважения к ней. Откуда же эта опаска? Или не опаска даже, не боязнь подвоха или неловкого словца, а упрямое нежелание стать тем, кого описывают, анализируют, излагают, раскладывают по полочкам?

– И зачем все это? Того, что на экране, разве недостаточно?

Конечно, нам этого недостаточно. В безграничной своей любознательности мы и к быту актерскому относимся так, будто это продолжение фильма. Будто вместе с билетом на вчерашний сеанс купили право знать про любимые блюда и духи актрисы, про то, в какой школе ее ребенок – не в специальной ли, скоро ли думает она покупать машину и вообще, вообще, вообще...

«Звездой» нередко оказывается не самый талантливый актер. «Звездой» неминуемо оказывается тот, кто заведомо жизнь свою превращает в продолжение роли. «Смотрите: я способен убить – мало ли сыграно авантюристов и гангстеров?» (вариант Делона). «Смотрите, какая я...» (чего уж тут расписывать, короче, это вариант Б. Б.). Есть «звезды» – поэты, футболисты, портные. Да любой, приобретший известность, может воссиять «звездой», только бы хватило сил играть себя.

Теличкина как актриса возникла из «антизвездного» вещества.

Казалось по первому ее – очень шумному – появлению: господи, да есть ли актриса? Не позволяет ли медлительная эта девушка снимать себя расторопным кинематографистам, как снимают они дождь или снег, море или облако? С немыслимым своим начесом, не то сонная, не то патологически ленивая, курьерша Валя Королькова, кажется, вовсе не способна сделать шаг, хоть чуть-чуть повернуться. Ударить по клавишам пишущей машинки – и то труд для нее непосильный, слово сказать – как на подвиг решиться. Слово она тянет, выдавливает из себя, похоже, что и мысли движутся у нее с той же воловьей скоростью. Быть может, это символ застойной провинциальной глубинки, еще не растормошенной столичными веяниями, космическими современными скоростями? Да нет же, никакой она не символ. Она живая. Просто у нее все особое – время течет иначе, мыслительная работа совершается по другим режимам, отклик получает совсем не то, что замечаем мы. Она замкнутый в себе микрокосм, отъединенная от нас вселенная. Очень потешная вселенная, но и трогательная, беззащитная в наивных потугах быть как все (как она показывает столичному гостю свою десятистрочную заметку в газете!). И очень добрая, покладистая, обволакивающая вас густым маревом иных жизненных начал, – даже тогда, когда презрительно сужает накрашенные глазки и шепчет, оттопырив губу: «Ишь, Клавка-то, Клавка, в испанки подалась... Тоже мне, испанка выискалась...» Это о подруге, танцующей в самодеятельности. Нехорошо, неделикатно, нетактично, а мы хохочем, потому что так это по-детски, так открыто и опять же так беззащитно.

И родилась, чуть только «Журналист» вышел на экраны, самоуверенная легенда – первая легенда об актрисе Теличкиной. Никакая она, дескать, не актриса, а просто режиссер Герасимов подыскал, подсмотрел, открыл и замечательно использовал настоящее чудо природы, ловко украсив им свою ленту. Предполагалось при этом, что чуда с грехом пополам хватит, может быть, еще на две-три постановки, а там примелькается. Или вовсе уйдет с экрана, или – в лучшем случае – будет доставлять нам радость, появляясь в абсолютно идентичных ролях.

Позже знатоки припомнили, что еще до «Журналиста» был «Таежный десант», и там Теличкина предстала никаким не чудом природы, а самой заурядной девушкой, решительно ничем не примечательной, может быть, была даже еще незаметнее, чем ее подруги по эпизоду с клубными танцами.

Затем нагрянули новые работы, и на месте первой легенды возникла вторая. По ней удачная роль объяснялась случайными обстоятельствами. Режиссер долго не мог найти подходящую исполнительницу на роль курьерши. Выписали по совету Тамары Макаровой второкурсницу ВГИКа. Та, прямо с самолета, после долгого пути в уральский городок Миасс отчаянно трусила беседы с постановщиком – а вдруг забракуют – и при встрече повела разговор очень медленно, тщательно подбирая слова, а заодно и стесняясь до слез самой этой медлительности. Герасимов же был в восторге. Ему осталось хлопнуть в ладоши, воскликнуть всегдашнее режиссерское: «Закрепим! Так и держитесь!» – и готово, открытие состоялось.

Звучит правдоподобно. Чего не бывает в безумном и магическом мире кино! Только правда здесь, наверное, лишь в том, что будущее чудо одновременно и крылось в природе юной Вали Теличкиной и все-таки создавалось.

Косвенное тому доказательство поджидало нас в следующей картине Герасимова – «У озера». Действие разворачивается в других местах, между другими людьми, но среди них затесалась одна наша знакомая – Валя Королькова. Только боже ты мой, что же с ней приключилось? Она «стала человеком». Очень модная и очень красивая прическа, роскошная беленькая «водолазка», по которым с ума сходили в тот год, ребеночек на руках, походный магнитофон через плечо... Преуспевающая журналистка. Каким образом? А что нам стоит дом построить! Для хорошего человека разве жалко придумать благополучную судьбу? Вот так, стучала-стучала пальчиком по клавишам – и выстучала привольную профессию, щурила-щурила глаза на самодеятельность – и высмотрела редкого мужа. Но что же это с нашей Валюшей? Какая она стала неинтересная... Скачок больно далек, как в цирке, – от той, прежней Вали ничего не осталось. Имитируется медлительный говор, по-прежнему плавны и неторопливы движения, а космоса нет. Вся загадочная внутренняя непредсказуемость бывшей курьерши насквозь просвечивается студийным прожектором. И выясняется, что нечего там просвечивать – пространство-то без содержимого.

Это был урок и, на мой взгляд, незаслуженно жестокий.

Другой режиссер, Глеб Панфилов, в фильме «Начало» хорошо понял, в чем тут запятая. Он придумал свою собственную Валю, не курьершу и не журналистку, а так, навечно застывшую посередочке. Цивилизация уже взяла ее в работу, но как же поверхностно и неглубоко отпечатались ее следы! Были противоречия – и в фасоне платьица, вполне модного, только будто не своего, а с чужого плеча, и в самих манерах, тоже вроде бы позаимствованных, и в словах, где церемонность речи вдруг могла вспыхнуть пошлой, мещанской истерикой, а за наставительной официальной дидактикой следовало низкопробное: «Ты не лыбься!» Высокое стремление и предательские тенета, тянущие к земле, – этот главный конфликт фильма здесь, в варианте Вали, подружки главной героини, звучал смешно, водевильно, но ведь и драматично тоже...

Помню, несколько лет назад состоялся большой разговор об актере в кино (официально это называлось творческой конференцией). Речь шла о взыскательности и капризах, о практичности и соглашательстве. Два имени склонялись на все лады: Армена Джигарханяна, который, как говорили, принимает любое предложение сниматься – в любом фильме, у любого режиссера – и тем самым рискует доиграться до полной инфляции, и Валентины Теличкиной, отклонившей в ту пору четырнадцать приглашений подряд – роли казались ей неинтересными. Не все ее хвалили, многим она напоминала разборчивую невесту. Где, мол, уверенность, что завтрашний день будет добрее, а годы-то идут, да еще какие годы – годы актрисы!

Вскоре мне посчастливилось наблюдать ее в необычной обстановке – на фестивале в болгарском городке Приморско. Фестиваль был молодежный, проходил прямо в туристском городке, призов не присуждали, зато каждый день устраивались дискуссии, некоторые довольно бурные. Ей, Валентине Ивановне, единственной актрисе в нашей многочисленной делегации, было, к моему удивлению, необыкновенно интересно слушать эти споры, часто довольно запутанные.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.