- Товарищу лейтенанту передай!
- Дядя Федор! Держи свою!
- Да это же не моя! Моя щербатая.
- Все равно, одна мера. Держи!
Стоя выпили за победу и сразу заговорили все, словно век не говорили.
И все же чего - то еще не хватало для полноты радости. Тогда Суховерков, прокашлявшись и тронув ус, сказал:
- А ну, хлопцы, зачинайте песню! Молодой воронежец Чуриков, чубатый,
как конек, и тонкий, как лоза, привстал на одно колено, тряхнул головой и высоко начал песню, что певали саперы в сырых блиндажах, в мокрых и топких лесах, по фронтовым дорогам от Вязьмы и Курска, от Днепра и Одера.
Э - эх ты сте - епь широ - окая!
Сте - епь раздо - ольная...
Жарко, вихрясь и шумя, горел костер, и росла, ширилась песня, завораживая людей. Всем казалось, что так славно и дружно еще никогда не пелось!
Но вот и конец песни. Волной прихлынула тишина, и тогда все увидели, что у костра стоит чужой человек.
- До вас шел, товарищ лейтенант, - сказал часовой - автоматчик. - Лопочет что - то по - своему. Не разберешь.
Пришедший был немолод. Небритое лицо, изодранный плащ, собранный у подбородка, под полями шляпы ищущие, покорные глаза.
- Гитлер капут! - сказал пришедший, обводя всех взглядом и виновато улыбаясь.
- Опоздал маленько с этой новостью, - засмеялся кто - то.
- Arbeiter! - сказал пришедший, протягивая широкие руки к костру и повертывая их ладонями. - Bitte! Fur mein Kind... Etwas...
- Дайте ему что - нибудь, - сказал лейтенант, не отрывая глаз от огня.
Суховерков отрезал ломоть хлеба, взял две банки консервов и, стараясь не смотреть в лицо пришедшему, сказал:
- На, возьми и иди...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.