Если вы смотрите хоккей, сколько раз за игру вы увидите сверхмощный щелчок, от которого трибуны ухнут? От силы несколько раз. А вот когда никто не мешает раскатиться, размахнуться и бросить что есть мочи, с 10 – 12 метров, то таких устрашающих бросков может и до 100 набраться, причем следуют они без перерыва, сериями. Под воздействием такой сильной, мощной работы вратари постепенно выпрямляются.

Шайба, как бы сильно она ни летела, если она на уровне щитка, не страшна. Пугает шайба, летящая на уровне головы. Сейчас вратари играют в хороших шлемах, значительно усилились наплечники, травм меньше. Но зато и мощь бросков возросла».

От прежних лет, когда защитный шлем был несовершенен, у Мышкина, остались шрамы на голове – следы травм. Сейчас только синяки после игр и тренировок – это, разумеется, за травмы не считают. Значит ли это, что привычка к ушибам свела на нет предощущение боли?

В. Мышкин: «Я по натуре не такой уж бесстрашный. Страх или не страх, но неприятное чувство вызывает у меня хоккей, если смотришь из-за бортика. Видишь вблизи силовой прием, как-то не по себе становится. И вратари... Удивляешься, как ее вообще ловить-то, шайбу эту: бегут, бросают, какая-то свистопляска. Иногда на тренировке выйдешь побросать, но замахнуться, щелкнуть посильнее не могу: жалко вратаря...»

Этот замечательный пример солидарности – еще один штрих к психологической характеристике вратаря. Выбор ими своего амплуа отнюдь не случайность. «Мне в детстве никогда не хотелось забивать, – вспоминает Мышкин. – Только отбивать, ловить». Это – врожденное.

...Мысль об одиночестве вратаря возникает всякий раз, когда наблюдаешь традиционный ритуал перед началом матча и перед началом каждого периода. Игроки, подъехав к своим воротам, застывают на минуту, сгрудившись вокруг вратаря, – то ли молятся, то ли клянутся, то ли погружаются в медитацию. Потом, когда красочный хоккейный цветок распадается, остается один вратарь, застывший в боевой стойке. На прощание каждый постучит слегка клюшкой о его щитки. Жест почти обезличенный, скорее акт заклинания или суеверия, ибо остается невозмутим и неподвижен вратарь – лицо скрыто шлемом, взгляд обращен вперед и внутрь, к событиям, которые еще предстоят. Он один, он останется один до самой финальной сирены, с первым звуком которой он сорвет с себя маску и, покинув опостылевшие ворота, стремительно заскользит к центру на своих невидимых под щитками коньках. И только тогда мы увидим – опытный режиссер телевидения обязательно покажет это крупным планом – лицо вратаря в градинах пота, утомленное, опустошенное усталостью. Улыбается Мышкин крайне редко. Во время игры, в перерывах между периодами, во время тренировки ему больше свойственно выражение крайней сосредоточенности, неудовольствия, досады. А в жизни?

В. Мышкин: «Моя жизнь – это хоккей. И воспринимают меня вне хоккея как хоккеиста. В этом есть свои хорошие стороны и плохие. Я к этому привык.

Большую часть времени я провожу вместе с командой. Это 30 человек. У каждого свой характер, у каждого свои проблемы, спортивные и личные. Одни из этих ребят мне симпатичны, другие – нет. В игре это все исчезает – мое личное отношение. Хотя, если честно сказать, когда есть в человеке что-то не то, в игре это нет-нет да и скажется. Такой иногда струсит, иногда чужую ошибку не исправит. Обычно мы выясняем такие дела накоротке. Но для команды лучше, когда отношения нормальные. А это бывает, когда все идет хорошо. Тогда все углы сглаживаются, все становится мягче...

Жизнь непростая. Кое-что мне не по душе. Хочется, чтобы меньше опекали. С годами сам ведь уже знаешь, как тебе готовиться, что можно, чего нельзя. Бывает, «переешь» хоккея. В такие минуты не хочется играть. Матч неудачно закончился, тебя ругают. Думаешь: «Надоело! Брошу все!» Это послематчевые эмоции. Потом все уравновешивается. В конце концов это мое любимое дело...»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.