Упомянутые Макаренко люди, по его словам, так рисуют себе воспитательную работу:
«...воспитатель помещается в некоторой субъективной точке. На расстоянии трех метров находится точка объективная, в которой укрепляется ребенок. Воспитатель действует голосовыми связками, ребенок воспринимает слуховым аппаратом соответствующие волны. Волны через барабанную перепонку проникают в душу ребенка и в ней укладываются в виде особой педагогической соли».
К сожалению, в большинстве книг для детей вожатые и взрослые воспитывают ребят именно таким образом. А некоторые редакторы, по-видимому, думают, что сцены, в которых такое воспитание описано, усиливают педагогическое воздействие книг на юных читателей.
Часто, признавая на словах тот бесспорный факт, что за последнее время наш юный читатель «неизмеримо вырос», писатели и редакторы в своей практической работе ориентируются не на выросшего, а, скорее, недалекого, наивного читателя. И, кажется, взрослые создатели книги обеспокоены одним: как бы он из чего-нибудь не сделал нежелательных выводов. Но так как предвидеть, из чего «ограниченный ребенок» сделает нежелательные выводы, всегда затруднительно, то взрослый в детской книге принимается на всякий случай давать оценки всем поступкам героев, и спорным и бесспорным.
Бывает и так. Вожатый в книге не откровенно назидателен, писатель наделяет его даже индивидуальной речевой характеристикой, приметами внешности, а образа живого молодого человека все-таки не получается. Почему?
Ответ на это опять дает А. Макаренко: «Авторитет, сделанный специально для детей, существовать не может. Такой авторитет будет всегда суррогатом и всегда бесполезным». Эти точные слова - убийственный удар по ханжеским взглядам на воспитание, оказавшим пагубное влияние на изображение взрослых в литературе для детей.
Редактор-ханжа полагает, что раз вожатый служит пионеру примером поведения, то должен находиться на высоте постоянно и с этой высоты не спускаться ни на минуту, что, как известно, не удается в жизни даже самым образцовым воспитателям.
А. С. Макаренко, выдающийся педагог и замечательный литератор, не боялся писать об ошибках, случавшихся в его педагогической практике, и о сомненьях, мучивших его порой.
И это никогда не принижало Антона Семеновича в глазах воспитанников и читателей.
К сожалению, педагогам и вожатым в детских книгах последнего времени, так сказать, чуждо все человеческое. Они не знают ни ошибок, ни сомнений, ни настоящих трудностей. Поведение их бывает настолько неестественным, что в опубликованной недавно статье о детских пьесах высказано даже опасение, что неправдоподобный показ отношений между ребятами и взрослыми в детской драматургии, например, может дезориентировать детей, заставить их поступать в жизни, как в нежизненных драматургических ситуациях. Думается, что такое опасение основано на преувеличенном представлении о воздействии нехудожественных сочинений на ребенка. Дети не так наивно доверчивы, чтобы принять скучную неправду за подлинную правду. Но от этого вред, причиняемый недостоверным, нехудожественным изображением взрослых в произведениях дли детей, меньше не становятся. А произведения, о которых идет речь, продолжают появляться, словно утрачено уже детскими писателями умение создавать реалистические образы взрослых.
А были ведь значительные удачи такого рода. Вспомним хотя бы вожатую, Натку Шегалову в «Военной тайне» Гайдара. Разве ее судьба меньше нас волнует, чем судьбы ее питомцев-пионеров и октябрят, описанных в повести?.. И дело тут не только в неповторимом гайдаровском таланте, но в самих принципах изображения.
Прежде всего, Натка Шегалова показана не в одном качестве, не в одной только функции – вожатой отряда.
Гайдар рассказывает, например, что сначала Натка не любит своей работы вожатой. Писатель не боится, что это дискредитирует образ. Только к концу повести, полной значительных событий и впечатлений для юной комсомолки, приходит Натка Шегалова к пониманию высокого и романтического смысла своей работы. A на протяжении повествования Натка, славная и обаятельная, сколько раз бывала и вспыльчивой, и недостаточно чуткой, и даже несправедливой... Но это не лишает ее образ человечности. Напротив, читатель видит, что и Натка растет и процесс ее роста протекает не хрестоматийно гладко. И это достоверно, потому что среди юных комсомольцев людей вполне сложившихся, можно сказать, не бывает.
Но дело не только в том, что Натка Шегалова показана многосторонне. Дело еще и в другом. Вожатая Шегалова нужна в «Военной тайне» не потому, что автор ее устами хочет высказать какие-то свои мысли, но потому, что через ее судьбу выражается основная идея повести. И потому Натка не может не быть в «Военной тайне», ее невозможно «уволить» из повести «но сокращению штатов». От этого повесть развалилась бы, перестала существо.
Если же рассмотреть с этой точки зрения, упоминавшиеся выше повести о пионерах, то выяснится, что в них вожатые отнюдь не незаменимы; они присутствуют, ибо есть в пионерских повестях «штатная единица» - вожатый. И, вероятно, решив, что не стоит ее оставлять «вакантной», Н. Носов, который в журнальном варианте «Вити Малеева» обошелся без вожатого, в детгизовское издание его вписал. Разумеется, когда писатель не видит необходимости вводить в произведение какой-либо персонаж, но асе же вводит его, то персонаж не может получиться сколько-нибудь ярким.
Взрослый в произведении для детей должен быть показал многосторонне, а не в одном каком-либо качестве. Он должен быть действующим лицом, населенным судьбою, непременно, по ходу действия, в чем-то изменяющимся под влиянием пережитого, а не только влияющим на других.
И, наконец, - это, может быть, самое главное - необходимо, чтобы взрослые в детских книгах на «высоте естественной, человеческой, а не созданной искусственно для детского потребления».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.