— Я не теоретик и, может быть, ошибусь, отвечав на этот вопрос, но думается мне, что героизм — это понятие общечеловеческое. А вот причины его, основа — понятие классовое. Я уже упомянул Матвея Кузьмина, повторившего подвиг Ивана Сусанина. Сюжет вроде бы одинаковый: человек из народа в лихую годину своей родины жертвует жизнью, сознательно идет на смерть. Но один отдает свою жизнь за Россию, а другой — за Россию социалистическую, за светлое будущее своего народа да и всего человечества.

А это не одно и то же.

— Известно, что многие ваши книги, начиная с «Горячего цеха», написанного в 1939 году, посвящены героизму трудовому. Именно с вами, автором произведений о героизме ратном и трудовом, хотелось бы поделиться такой Мыслью. Считается, что о героизме военном писать якобы легче, чем о героизме повседневной жизни, обыденной работы, заурядного труда. Доля истины, признаться, тут есть. Что вы думаете об этом?

— Думаю, что так вопрос ставить нельзя. Что труднее? То, что ты меньше, хуже знаешь. В войне большинство наших журналистов и писателей были солдатами и писали не только о том, что видели, но прежде всего о том, что сами пережили. Что же касается трудового героизма, то чаще всего писатель выступает как наблюдатель, а не как участник событий, и потому ему труднее вжиться в обстановку и представить себе духовный мир героя. Поэтому мне кажется, писателю, берущемуся за великую тему труда, необыкновенно полезно превратиться на какое-то время в журналиста, поработать для газеты или журнала, писать о фактически происшедших событиях, о реальных людях, жить среди них, помогать в их делах и заботах. Что же касается моих книг, о которых вы упомянули, то все их герои пришли на литературные страницы из моих журналистских записных книжек.

— Изменяющаяся ли категория — героизм? Суть, содержание подвига эпохи «Горячего цеха» — эпохи первых пятилеток я эпохи романа «На диком бреге...» — отличаются ли они друг от друга?

— Общеизвестно, что все на свете течет, все изменяется. А сейчас, в эпоху спутников и луноходов, изменяется особенно быстро. Евгений Сезов из «Горячего цеха» почти не похож на Олеся Поперечного из романа «На диком бреге...», или на девчат — ткачих и прядильщиц из «Глубокого тыла», или на Валентину Гаганову из невыдуманной повести «Человек человеку». Иное время. Иные конфликты. Иные мерки. И все же в главном — в природе их трудового служения коммунизму — эти герои похожи.

— Под рубрикой «Кругозор современника» мы напечатали интервью с Иваном Васильевичем Комзиным, Героем Социалистического Труда, профессором, известным строителем, за плечами у которого долгая жизнь и многие крупнейшие гидроэлектростанции. Вот как говорил он о себе, о жизни, о молодежи и в общем-то о природе подвига:

«...В моей семье, по существу, три разных поколения. Я, мой сын, уже опытный инженер, начинавший у меня еще в «Куйбышевгидрострое», и дочь — студентка. Не скажу, чтобы наши взаимоотношения были безоблачны. Практически выходит, что между сыном и дочерью есть определенный барьер, как между мной и сыном. Разные поколения! Разные вкусы, разные пристрастия, разные мнения. Песни, которыми увлечена моя дочь и которые поют, по-моему, многие молодые люди, во мне интереса не вызывают. Но какие бы различные песни мы ни пели сегодня в домашнем кругу, потребуется, и мы запоем, стоя плечом к плечу, одну песню — «Интернационал»! В добрых семьях принято верить, что дети проживут жизнь счастливее, чем родители, больше успеют, большему научатся. А разве у страны есть основания отступать от этого правила?»

Не правда ли, мудрые, трезвые и очень оптимистические мысли?

— Я хорошо знаком с Иваном Васильевичем. Не раз бывал у него на «Куйбышевгидрострое», наблюдал его и в кабинете и на плотине, и, честно говоря, кусочек Комзина запечатлен в сборном характере одного из любимых мною моих героев — в герое романа «На диком бреге...» Федоре Литвинове. Под всем тем, что написал Иван Васильевич, я охотно поставлю свою подпись, ибо тоже имею сына — инженера-электроника, дочь — врача-онколога и сына — студента третьего курса мединститута. Признаюсь, когда сыновья, беседуя, запросто говорят о современной технике и науке, я порой просто не понимаю их рассуждений и терминологий. И вкусы у нас, разумеется, разные. Но я не принадлежу к тем отцам, которые, до старости проходив бритыми, возмущаются бородами, усами, бакенбардами своих сыновей или, скажем, макси-юбками своих дочерей, забывая о том, что основоположники нашей идеологии имели на лицах растительность, и часто весьма пышную, а славные большевички дореволюционной поры носили такие же самые юбки и пальто, какие сейчас именуются «макси». Но прав Иван Васильевич. «Интернационал», когда это потребуется, мы споем вместе и с детьми и, вероятно, если повезет, еще и с внуками.

— Хочу задать такой вопрос: где искать будущего героя будущей литературы? Иначе говоря, кто встанет в строй героических персонажей рядом с Корчагиным, Левинсоном, Кошевым, Маресьевым? Вопрос может показаться наивным, но я задал его не случайно. Все усложняющиеся жизненные задачи выдвигают в первые ряды действующих лиц общества ученого. И прежде всего молодого ученого. Я несколько лет прожил в Новосибирске и много наслышан о целой плеяде молодых ученых-атомщиков из Института ядерной физики: Беляев, Скринский, Нестерихин, Сагдеев, Галеев — целое гнездо тридцатилетних докторов и академиков, и их исследования находятся, так сказать, на острие иглы общественного прогресса. А цитология, генетика, экономика, вычислительная техника, новые отрасли математики! Наука стала непосредственной производительной силой. Того и гляди, антивещество откроет резервы новой колоссальнейшей энергии. Может быть, новый герой литературы, новый Маресьев шагнет из научной лаборатории? Может быть, высокий интеллект, глубина познаний, самоотверженность — вот черты будущего героя, с которого, кстати, хотя он еще, может, и не создан, уже берут пример ребята?

Или, на ваш взгляд, сфера деятельности не имеет значения?

— В каждом поколении! советских людей были свои кумиры. На моих глазах мальчишки «Пролетарки», фабрики, на дворе которой я рос, играли сначала в красных и белых, потом в Чапаева, Левинсона, Кожуха. Это увлечение сменила пора Чкалова, Молокова, Папанина. Потом играли в испанских республиканцев и разбивали носы франкистам. В войну мальчишки мало играли, но кумирами юношества были Зоя, Талалихин, молодогвардейцы. После войны им стал Юрий Гагарин. Но ведь это увлечения детства и отрочества. А всерьез героем, как мы понимаем, был, есть и остается советский Человек, человек, показывающий пример служения народу и делу социализма. И не важно, штурмует ли он атомное ядро, водит ли через миллионы километров подзвездного пространства луноход по кратерам моря Спокойствия, варит ли сталь, выпускает ли ткани, выращивает ли новые сорта пшеницы или хорошо обслуживает потребителя в каком-нибудь «Универсаме». Герой везде, где его разглядит писательский глаз, а поля обозрения у нас неоглядны.

— Борис Николаевич, не кажется ли вам, что часто героическая тема в литературе понимается нами слишком узко, слишком однозначно — как литература о самом подвиге. Однако не примыкает ли к ней множество книг, посвященных, так сказать, прелюдии подвига, воспитанию тех качеств, которые заставят человека в решительную минуту стать мужественным, сильным, стать героем? Таким примером может быть гайдаровская повесть «Тимур и его команда». Именно такие ребята — чистые, светлые, чуточку восторженные, но верные и в любви и в жизни — становились героями на войне.

— Мы часто путаем понятия «герой» и «персонаж». Конечно же, Гайдар и другие хорошие детские писатели дают в своих книгах немало примеров для подражания. Но если всякое доброе дело объявлять подвигом, а каждого хорошего человека — героем, произойдет девальвация этих слов. Так мне кажется.

— Борис Николаевич, наверное, вы могли бы многое сказать о характерных особенностях именно советского героизма?

Ведь, как известно, книгами о подвиге всемирная литература не бедна. К примеру, та же «Любовь к жизни» Джека Лондона, которой восхищался В. И. Ленин. Какое неукротимое стремление к борьбе, к жизни в этой вещи! Это во-первых.

С другой стороны — современный тип буржуазного героя. Недавно мне довелось побывать в США. Каждый вечер по бесчисленным каналам американского телевидения крутятся боевики с благородными, мужественными, сильными героями-ковбоями. Какая главная добродетель этих суперменов? Умение драться, стрелять, швырять ножи в горло противнику — словом, противостоять силе.

И, наконец, третья сторона, наша, советская. В последние годы «Юность» опубликовала повести «Всем смертям назло» Владислава Титова и «Жизнь Эрнста Шаталова» Владимира Амлинского, в которых идет речь о подвигах, о героизме ребят послевоенного поколения.

Эти три тезиса, три мысли скорее противостоят друг другу, нежели могут быть объединены. Видимо, суть в социальной основе подвига, героизма?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.