Люди спрыгивали на оледеневший настил платформы и, увязая в злых февральских снегах, задыхаясь, бежали к подводам, чтобы занять место поближе к передку, к теплому крестьянскому тулупу.

Первая подвода отъехала от полустанка, за ней потянулись другие. Ехала на работу ночная смена концессионной фабрики Шеффера «Бест-Ост».

Огни фабрики мигали издалека. Подводы уже были на полдороге. Крестьяне торопили лошадей. Поезд запоздал, он пришел на полустанок «Озерная» ровно в полночь, а на фабрике в это время уже кончает работу вторая смена. Нужно поторапливаться. А то рабочие, кончившие, работу, пойдут до полустанка пешком.

Неожиданно для едущих, идущих и оставшихся далеко за подводами на фабрике загудел гудок. Гудок гудел в неурочное время. Весь пар котлов пошел на звук. Гудок выбивался из сил. На миг крик стихал, и сейчас же поднимался опять. Гудок задыхался, его выкрики останавливали пеших и конных.

- Полночь, товарищи, полночь. Тревога и полночь, товарищи. Гудок звал к себе людей. Отставшие рабочие, подбирая полы пальто, мотавшиеся во время бега, заспешили по дороге. Нагнав ушедших вперед, они спрашивали их:

- Что случилось, товарищ? Почему так гудит гудок? Тревожный крик соединил людей в толпу, сплотил их, люди думали только об одном; слово «человек» перестало существовать, встрепенулось другое слово, уже забытое наполовину, слово, рожденное в забастовках на баррикадах и фронтах, слово, за которое боролись и гибли поколения:

«Товарищ!»

Обгоняя друг друга, рабочие спрашивали о случившемся, старики бежали в ногу с молодыми, старухи рядом с девушками, а крестьяне криками и кнутами подгоняли лошадей.

- В чем дело, товарищи? Полночь и тревога.

- В чем дело, товарищ?

Из дачного поселка, ближних деревень, короткими зимними дорогами и прямиком, по потаенным тропкам, бежали на крик гудка бакинские крестьяне. На фабричном дворе уже тревожно мелькали золотые римские каски пожарных. Толпа у ворот требовала впуска на территорию фабрики. Сторожа распахнули ворота. Заскрипели тяжелые петли.

Корпуса были спокойны. Окна были ровно освещены. Пламя нигде не пробивалось наружу. Спокойны были, как и корпуса, пожарные, ходившие по двору. А гудок кричал о помощи. Толпа остановилась в нерешительности и сразу круто повернула к освещенному депо, на тревожный свет факелов.

Под гулкими сводами депо, у машин и пожарного оборудования, уже теснились рабочие первой смены. У входа, зазывая людей, горели торжественно-печальные факелы. Зимними звездами падали горячие капли и, упав, они горели синим цветом на снегу.

- Что ж это такое, товарищи? - недоумевая, спрашивали друг у друга собравшиеся. - Гудок перестал гудеть. Огня не видно. Люди ходят по двору, как ни в чем не бывало. Даже дымком нигде не припахивает. А мы бежали, бежали... и посейчас ноги подкашиваются.

- Да это, товарищи, тревога... ложная, - пояснил кто-то из толпы. - Экстренное собрание двух смен устраиваем.

Свет факелов поднялся над головами. Огни вздрогнули на никелированных частях пожарных машин. На насос поднялись, как на трибуну: Кузнецов, озабоченный Тышлер, Мельникова, недоверчиво смотревший на собравшихся рабочих и крестьян Натан Абрамович Гольдман и пятый, чернобородый, одетый в нагольный тулуп и шапку-финку.

Кузнецов махнул рукой, как дирижер. Факелы качнулись и стряхнули нагар. Толпа подчинилась, притихла и насторожилась.

- Товарищи!

Толпа приподнялась на цыпочки. Им показалось, что сегодня говорит не секретарь партийной ячейки Кузнецов, а самый обыкновенный рядовик, который вместе с ними, может быть, бежал от станции на зов, или, может быть, ехал на подводах.

- Товарищи! - повторил еще раз Кузнецов. - Мы сегодня собрались сюда немножко необычайно. Нам нужно поговорить...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.