... В больнице я не слишком мучился. Только, когда снимали швы, было до того больно, что я даже опозорился: потерял сознание. А так – только зуд тревожил в отрезанных пальцах. Пальцы страшно чесались, и все хотелось пошевелить ими, сложно они и впрямь еще были на своем месте.

Спал я из-за этого мало. Ночи в больнице длинные – я всю свою жизнь за то время успел передумать. Лежу на спине, правой рукой левую, больную, качаю – боль укачиваю, как малого ребенка, смотрю неотрывно на свет – лампочка электрическая прямо надо мной – и все вспоминаю, вспоминаю... Тихо вокруг в палате. Поезд прошумел за окном, как дождь. Я прикидываю по времени, какой это именно прошел: скорый – на Минеральные воды или пассажирский – на Луганск? Хотя нет, колеса очень дробно стучат, наверное, был товарный: прошли тяжелые пульманы, груженые углем. «То-то, – думаю, – было возни на сортировке!»

Гудят, проходя мимо, паровозы, будто издалека подают мне голос: «Выздоравливай, мол, Беликов!» Представляю: вот пролетают по мосту, семафоры кланяются им, белый дымок кружит – хорошо! Движение, ветер – разве с такими мечтами уснешь!

А когда-то я больше всего мечтал о бетоне. Главным моим героем был бригадир бетонщиков тов. Марусин: ему прозвание было «бригадир темпов». Но это уже потом, когда я из деревни в Харьков приехал, а сначала героем был лихой танкист, а еще раньше...

Я в детстве очень полюбил географию. Деревня у нас глухая, железная дорога совсем далеко, а тут, на школьной карте, мир просторный показывается и разноцветный, как плахта.

Из всех стран больше всего мне нравилась Африка.

Так мне хотелось хоть краешком глаза на нее поглядеть, что я, когда спать ложился, строго-настрого сам себе приказывал:

«Смотри ж, спи получше да покрепче, чтоб тебе Африка обязательно приснилась!»

Но только снились мне обычно не Африка, а соседские голуби, вчерашний борщ да отцовская выволочка: отец у меня был суровый мужик и меня за тогдашнее мое фантазерство не одобрял.

А потом, когда я уже стал подростком, возвратились в нашу деревню из Красной армии танкисты: широкоплечие ребята, гармонисты, весельчаки. Тут уж я про Африку забыл. Сижу возле них, рот раскрывши, только глазами мигаю.

Ну, у нас, деревенских ребят, только и игры после этого стало – в Красную армию. И голубей забыли и чурки-палки забросили. А я и вовсе ошалел. Иду по улице – от меня люди шарахаются: пыли стараюсь побольше поднять, щеки надуты: пыхчу, как мотор. Вдруг на всю деревню как заору: «Пулеметчики, к бою!» Я, видите ли, командир танка, я и пулеметчик, я же и сам танк.

Это второй у меня был герой – танкист. Мечтал быть танкистом. Даже жалел, что войны нет и негде мне свое геройство проявить. Ну, тем временем исполнилось мне 16 лет, и поехал я в Харьков учиться столярному делу. Тогда в первый раз и железную дорогу увидел. В Харькове показалось мне, как во сне. Такого дворца, как Дом госпромышленности, я до сих пор нигде не видел. Площадь ровная, щебень от строительства еще лежит, а сзади, за Домом промышленности, синее небо и низкие облака. И весь Дом прозрачный и легкий, через арки и переходы далекий горизонт видно.

На что мой товарищ Оверко был рассудительный человек, ню такой фантазер, как я, а и тот сказал:

«Будто из воздуха сделан. Не может быть, чтобы его такие люди, как мы с тобой, своими руками сработали!»

Стали мы работать по столярному делу.

Попался мне сосед по верстаку – балагур, молодой парень, из бывших строителей. Вот он-то мне про Марусина и рассказал. Марусин прогремел тогда на Харьковском тракторном своими рекордами по бетону. Это тяжелая работа – бетон, и народ раньше шел в бетонщики неохотно. А Марусин так сумел повернуть, что работать по бетону стало самым почетным делом, а про бетонщиков стали даже песни складывать и книги писать.

Я одну песню помню про то, как марусинцы своим телом отогревали бетон. В ту зиму стояли сильные морозы. На Лосевом поле, где строили Тракторный завод, мел снежный буран: как ножом резал. И ставили тогда марусинцы свой новый мировой рекорд. Бетономешалка дребезжала часто, как пулемет, ковши с бетоном летали над головами, вода замерзала на ледяном ветру. Страшно было глядеть, что с бетонщиками делалось. Падали плашмя на мокрый бетон, чтобы не дать ему остыть, и прикрывали своим телом от ветра. А рекорда все-таки добились, несмотря на стужу.

И еще мне товарищ рассказывал, как соревновались на Тракторном, как соревновался Марусин со своим другом, тоже бетонщиком Мисягиным, и как их обоих перегнал комсомолец Зозуля.

Они тогда по бетону далеко позади оставили и Германию, и Англию, и Америку. Бетономешалки немецкой фирмы «Кайзер» были всего на 240 замесов рассчитаны, а марусинцы из них под конец больше тысячи выжали.

Меня от рассказов про Марусина, как в лихорадке, трясло.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.