Несокрушимая и легендарная

Подготовка наступательной операции в битве на Волге с самого начала осуществлялась в условиях строгой секретности, в ее детали посвящались очень немногие. На тех, кто был непосредственным исполнителем замыслов Верховного Главнокомандования, лежала сложнейшая задача – незаметно произвести перегруппировку огромных масс техники и людей.

Я прибыл в Сталинград летом 1942 года в составе большой группы офицеров, которую возглавлял командующий артиллерией Красной Армии генерал Н. Н. Воронов. В те дни бои шли еще далеко от города, и я, будучи начальником оперативного отдела штаба артиллерии Советской Армии, принимал участие в оказании помощи войскам в использовании артиллерийских средств в обороне.

К началу нашего контрнаступления мы уже отказались от практики использования артиллерийских резервов ВГК отдельными частями. Для организации мощного артиллерийского огня формировались артсоединения и создавались крупные группировки, которые должны были использоваться на нужном направлении и создавать высокие артиллерийские плотности для подавления обороны противника. Оперативные работники, отвечавшие за перегруппировку артиллерийских частей, сутками были на ногах, многие были ранены, но продолжали работать. Осенняя распутица сменилась гололедом, тягловые лошади падали от истощения, а тут еще непрерывные бомбежки, обстрелы. Выгружаться эшелоны могли только ночью, ночью же артиллерийские части должны были выходить на позиции. А для этого им порой приходилось преодолевать за несколько часов десятки и сотни километров в полной темноте, без отдыха, под жестоким, неутихающим ветром.

Несмотря на все трудности, советскому командованию удалось закончить сосредоточение артиллерийских соединений в назначенный срок. Около 200 артиллерийских и минометных полков ждали своего часа. 19 ноября в 7 часов 30 минут тысячи орудий обрушили на вражескую оборону массированный удар такой силы, что на некоторых участках наши подразделения, начавшие контрнаступление, не встречали огневого сопротивления противника. Вспоминая те дни, я горжусь, что мне довелось быть участником величайшего подвига защитников волжской твердыни, претворять в жизнь замыслы нашего командования, связанные.с проведением этого беспримерного по масштабам сражения.

– А как сложилась ваша дальнейшая судьба? Расскажите, пожалуйста, о наиболее памятных для вас военных событиях после Сталинграда.

– Некоторое время я находился в Москве. Как и все штабисты, мы, артиллеристы, жили по жесткому графику. Отдыхать ложились часто уже под утро, часа на два-три, и то поочередно. Особенно велико бывало напряжение накануне крупных операций. Но как бы ни была интересна и необходима наша работа, каждый из нас рвался на фронт.

Помню, однажды вечером я был у Николая Николаевича Воронова дома. Вдруг по ВЧ звонит командующий Ленинградским фронтом Говоров и просит Воронова подумать о кандидатуре на должность командующего артиллерией 2-й ударной армии Федюнинского. В предстоящих действиях этой армии, а следовательно, и ее артиллерийским частям, отводилась важная роль. Воронов обещал решить вопрос и, положив трубку, какое-то время молча ходил по комнате. И тут я не выдерживаю, встаю и говорю: «Николай Николаевич, прошусь в строй». Воронов улыбнулся, кивнул головой: «Ладно, езжай».

Через три дня я был в Ленинграде, а еще через день полностью включился в подготовку Нарвской операции, проводившейся летом 1944 года. На всех фронтах велись активные наступательные действия. Наступал и Ленинградский фронт. Накануне операции с форсированием реки Нарвы и штурма Нарвской крепости я несколько дней провел на батальонных НП, изучая систему вражеской обороны. Незадолго до начала операции один из дивизионов был поставлен на рубеж огня и начал методично обстреливать один сектор за другим, вызывая на себя ответный огонь артиллерии противника. Тем временем наши наблюдатели должны были засекать вражеские батареи. За двое суток мы таким образом выявили 66 артиллерийских точек. При форсировании Нарвы плотность была доведена до 200 – 220 орудий и минометов на один километр фронта на участке прорыва.

Переправа началась сразу же после мощной артподготовки. Огонь орудий всех калибров подавлял оборону гитлеровцев не только на переднем крае, но и в глубине ее. Нарва была форсирована и вслед за огневым валом двинулись в атаку пехота и танки.

Затем наша армия, включенная в состав 2-го Белорусского фронта, которым командовал К. К. Рокоссовский, вела наступление на территории Восточной Пруссии...

– Константин Петрович, судя по вашим наградам, война не закончилась для вас на Западе...

– Не только для меня, но и для многих моих боевых товарищей. В мае 1945 года наша 2-я ударная армия закончила разгром гитлеровских группировок на островах Воллин, Узедом и Рюген, и меня вызвали в Москву. 11 мая нас, группу фронтовых генералов, принял начальник Генерального штаба и сообщил, что мы срочно направляемся Ставкой на новый театр военных действий – на Дальний Восток. Так началась моя служба в Приморье в должности командующего артиллерией 1-й Краснознаменной армии.

Не буду подробно останавливаться на этом периоде, хотя разгром почти миллионной квантунской армии являет собой блестящий пример молниеносной, высокоманевренной войны, в которой сплавились воедино полководческий талант наших военачальников и героизм советских солдат. В труднейших условиях наша армия взломала оборону японцев, совершила небывалый по физическому напряжению переход через горные хребты и непроходимую тайгу и вышла к Харбину, где 18 августа взятый в плен начальник штаба квантунской армии был вынужден отдать своим войскам приказ о капитуляции.

– Кончилась Великая Отечественная война. Миллионы солдат вернулись с фронта к мирному труду. Но для тех, кто навсегда связал свою жизнь с военной службой, мир не означал бездействия или даже кратковременного отдыха. Вопросы укрепления обороноспособности страны продолжали оставаться важнейшим государственным делом.

– Да. Тем более, что появление в ряде стран капиталистического лагеря оружия массового уничтожения поставило нас перед необходимостью коренным образом пересмотреть свой военный и технический арсенал. Иными словами, надо было вновь совершенствовать свою боевую технику, создавать такое оружие, которое обеспечило бы надежную и эффективную оборону нашей страны и других социалистических стран. И я стал ракетчиком...

– Были ли в вашей послевоенной жизни дни, которые по своему накалу могли бы сравниться с фронтовыми?

– Были. Например, во время испытаний новых видов ракетного оружия. Но я расскажу лишь об одном дне, события-которого еще раз подтвердили, что мы обязаны постоянно находиться в полной боевой готовности, держать порох сухим.

Утром 1 мая 1960 года нашу границу нарушил самолет ВВС США, пилотируемый капитаном Пауэрсом. Я тогда командовал зенитными ракетными войсками ПВО страны, и это неприятное сообщение касалось и меня. Немедленно была объявлена боевая тревога зенитным ракетным войскам.

Мы тогда не знали истинных целей самолета-нарушителя, его оружия, он не отвечал на наши запросы, поэтому у нас был единственный выход.

Через несколько мгновений после команды: «Уничтожить цель...» ракета сошла с пусковой установки и рванулась наперерез самолету. Промаха быть не могло, но тем не менее все мы волновались: это была серьезная проверка нашего оружия, нашей ракетной техники. Когда, наконец, на командный пункт поступило известие о том, что цель уничтожена, мы не могли сдержать радости и поздравили друг друга. Уничтожение сверхвысотной цели еще раз подтвердило, что наши ракетные комплексы развиваются и совершенствуются в нужном направлении.