Его сын, наследник, продолжатель, смотрел на него с жалостью. В лучшем случае с жалостью...

Вечер уже перекатывался в ночь, померкла, потеряла свой масленый блеск река, и уже нельзя было разобрать выражения лица Алексея Ефимовича. А зажечь свет я почему-то не решался, казалось, что собеседнику моему этого не хочется.

Свет он зажег сам. Спокойно посмотрел на меня, спокойно сказал:

— Такие пироги мне сын приготовил... Я теперь живу и все думаю про себя: где же, в чем я был не прав? Что не так сделал?

Мне было что сказать Алексею Ефимовичу. Потому что совсем не из ряда вон случай произошел с ним. Сколько пришлось видеть молодых людей, которые о работе своих родителей почти ничего не знают. Нет, кое-что им известно. Например, название предприятия или организации, где «вкалывают» отец и мать. Конечно, известно, сколько родители зарабатывают. Интересно, правда, что очень мало кто знает, сколько именно, оценки тут такие: прилично... так себе... могли бы и больше... Мне хватает. Знают еще, могут ли родители, используя возможности, которое открывает должность, куда-то пристроить, что-то достать, нажать, когда надо, выручить в затруднительной ситуации.

Зато совсем безнадежное дело говорить с такими ребятами о работе их родителей всерьез: нравится она или нет, что ценит в своей работе отец, что она дает матери... Какая уж тут может быть гордость трудовыми достижениями, мастерством, руками и умением старших, если ничего об этом не известно? Откуда ей взяться тут? И не потому ли так нечасты сейчас встречи с молодыми, которые хотят идти по стопам родителей, которые с детских лет перенимают у них ремесло, которые гордятся не тем, что дает работа, а самой работой родителей.

Чья же тут вина?..

Так вот же он, пример, перед глазами — Алексей Ефимович. Первый раз нашел время серьезно поговорить с сыном о деле своей жизни только когда тому исполнилось восемнадцать уже. Когда у него и взгляд на мир, и подход к жизни давно уже сформировались. А до этого ни времени не нашел, ни желания у него не было рассказать сыну откровенно, чем живет, ради чего, что ему особенно дорого.

— ...Вроде бы было все по-честному, добра людям хотел, а никто не понимает... — донесся до меня голос Алексея Ефимовича. — Не то что спасибо не скажут — или жалеют открыто, думают, не повезло мужику в жизни, или... дураком считают.

Мне сейчас вот что интересно: а может быть, так? Ты один знаешь, что прав, а все остальные этого не понимают? Но ведь не дураки же все вокруг. Не может этого быть, я же понимаю... Нет, видимо, было что-то не так, раз даже сын смотрит теперь как на убогого... Не должно быть так, что ты себя чуть ли не героем числишь, а люди плечами пожимают...

Он остро глянул на меня.

— Ты пойми, жалости мне не нужно, сыт я ею по горло. И наград мне за мой «подвиг» тогдашний не нужно. Но понимания-то неужели я не заслужил?.. В чем мне себя упрекать, кем считать? Прошлого не переменишь, но жить-то надо. А как?.. Так и ходить непонятым? Людьми, сыном...

Я проснулся от стука захлопнувшейся двери. Соседняя кровать была аккуратно застелена. В комнате я был один.

Подумалось: а ведь Алексей Ефимович сам вчера свою полную откровенность объяснил. Главное тут не то, что выкладываешь наболевшее неизвестно кому. Главное — говоришь человеку, рассчитываешь на понимание. Веришь, что вот сейчас-то и поймут, и оценят все твои горести, затаенные мысли, разберут, в чем действительно были твои намерения.

И то обстоятельство, что ничего о случайном своем спутнике, собеседнике, попутчике не знаешь, не помеха здесь, а только помощь: ничего не мешает думать тебе, что перед тобой человек, способный понять. Который не осудит, а рассудит по справедливости; ведь и ты для него как чистый лист, никаких у него к тебе пристрастий, счетов, никаких накопленных в прошлом отношений, которые могут помешать ему быть справедливым.

Но, может, это одно из самых больших заблуждений наших, приносящее и беды, и боли, — то, что с близкими не бываем откровенны так, как со случайными людьми? С близкими, с теми, с кем живем, с кем жить будем!..

Да, поверил я вчера Алексею Ефимовичу. Во всем поверил. И силу духа его оценил, и мужеству мужскому отдал дань. Но что все мое понимание перед непониманием его товарищей по труду? Перед непониманием тех, с кем он делил и пот соленый, и славу, и незаслуженные обиды? Вещи несравнимые...

А он сам тогда ими, товарищами, быть понятым не захотел. Считал, что сам вынесет все, если только будет уверен в своей правоте. Не вынес. Не может человек жить без участия и понимания тех, кто рядом. Как бы долго ни терпел, как бы долго ни упрямился, придет срок, когда не сможет он без людского суда, когда вернется к людям с единственным желанием быть понятым и оправданным. И не слабость человеческая будет им двигать, а сила.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.