В кабинет секретаря парткома Рославльского автоагрегатного завода, размерами напоминающий небольшой аэродром, вошел зам. секретаря комитета комсомола. Вошел тихо, чуть ли не на цыпочках.

— Вызывали?..

Взгляд хозяина кабинета Валерия Александровича Чугунова стал суровым. Металлическим голосом партийный секретарь задал пару вопросов, и на том разговор закончился. По рассказам заводчан, по собственным наблюдениям уже представляя себе характер парторга — человека властного, не терпящего возражений и критики, — мысленно я посочувствовал комсомольцам, которые должны работать с парткомом в теснейшем контакте, получая от него дружескую помощь и поддержку. Спрашивал я об этой помощи комсомольских активистов. Нет этого, говорили они, если не сказать больше.

Зам. секретаря тихо закрыл за собой дверь, прошел мимо секретарши — подснежника», занимающей ставку диктора заводского радио (партком разрешает себе держать «подснежников», как, впрочем, — жаловались рабочие, — и все начальники на заводе), а я подумал: откуда у Чугунова, которому еще нет и сорока, то есть совсем молодого по нынешним меркам, эта строгость, командный тон, назидательность? Ведь и сам из комсомольских работников. Почему подобное отношение к комсомолу не исключение, и, если не правило, то по крайней мере довольно широко распространенная тенденция?

Немало сцен, похожих в разной степени на эту, приходилось наблюдать. Когда же задавал лобовой вопрос: почему отнршения между вами — партийными и комсомольскими аппаратчиками — складываются не на равных, не по-товарищески, а на уровне начальников — подчиненных, при жестком соблюдении дистанции, то, удивленно глядя на меня, — притворяюсь или действительно не понимаю? — парторг отвечал (и ответы эти были во многом схожи): мол, это ведь комсомол, мальчишки, их направлять надо постоянно, в строгости держать, иначе на шею сядут, да и об авторитете партии следует заботиться, уважение к партии воспитывать.

Позиция более чем уязвимая. Командным тоном уважение, конечно, не привьешь, но с его помощью в легком трепете держать до поры до времени комсомол можно. Уж не от того ли применяются подобные «меры», что порой авторитет иного партийного лидера невелик, вот лидер и строжится? А не будешь строжиться — глядишь, комсомол со своими идеями покою не даст, а там, чего доброго, критиковать начнет, переизбрать потребует...

Один знакомый, вспоенный и вскормленный комсомолом аппаратчик, в сорок лет ушедший с высокой должности на партийную работу, теперь ругает комсомол на чем свет стоит. Выходит, все это время он, комсомольский лидер (по должности), кривил душой? Говорил пламенные речи, взывал к энтузиазму, а на самом деле презирал комсомол? И ведь презирал-то за что — «ни гостиницу забронировать хорошую не могут, ни машину прислать в аэропорт, то ли дело — партия!.. Да и всерьез к комсомолу никто не относится».

Я нисколько не сомневаюсь в истинной причине его недавней привязанности к молодежному союзу — хотел сделать карьеру. И сделал. По анкете все сошлось.

И опять получается любопытнейшая ситуация: тут, как и в армии, где молодой солдат вопреки уставным отношениям получает «отеческие» подзатыльники от «деда», а как только сам «дедом» становится, его щедрость на подзатыльники молодому пополнению становится неистощимой. Нелогичные на первый взгляд метаморфозы, однако же легко объяснимы: мне досталось, а я на других отыграюсь!

Где же истоки таких отношений между партией и комсомолом? Наверное, пошло это еще с тех суровых лет, когда комсомолу не предписывалось, как и всем прочим, особо раздумывать — «приказы существуют не для того, чтобы их обсуждать». Руку — под козырек!

Очень удобно иметь такого добросовестного, неприхотливого и отчасти трепетного помощника. Но вот парадокс — некоторым комсомольским работникам ведь в известной степени удобно такое положение: голову ломать не требуется, за тебя подумают другие, знай себе исполняй приказы. Прошел партийный пленум — через положенный срок собирай свой и намечай задачи в свете уже намеченного... И живи себе дальше спокойно.

Как-то в командировке с секретарем парткома и заместителем секретаря комитета комсомола мы зашли к директору завода. Парторг представил меня, и тогда директор кивнул на комсомольца: мол, а это кто? Парторг назвал имя и должность. Директор, человек с прекрасной реакцией, тут же понял свою оплошность и очень естественно рассмеялся: быть, дескать, комсомольцу богатым, не узнал — больно тот изменился, возмужал, вот такой на заводе у них замечательный комсомол!.. Парторг улыбался, я тоже. Было совершенно ясно: директор не только не знаком с комсомольским активистом — он его и в глаза не видел. Не вхож к нему комсомол. Ни на цыпочках, никак.

Валерий Александрович Чугунов с Рославльского автоагрегатного с удовольствием и гордостью рассказывал мне о том, что снял с двери табличку «Прием по личным вопросам от и до» — пожалуйста, заходи. Я спросил: а как комсомол, бывает тут? Ну, а как же, в любое время, рука об руку работаем, ответил секретарь. Лукавит, подумал я, мне уже рассказывали о контактах с парткомом, да и сам вижу...

Но комсомольцы не только на цыпочках порой входят в партийные кабинеты — и в партию зачастую вступают на цыпочках. Работал я на заводе и хорошо помню, как сложно было молодому инженеру вступить в партию, зато рабочего — лишь бы норму выполнял и не пил на людях — даже еще упрашивают. А инженеру говорят: очередь, подожди, рабочих в партии должно быть больше. Хотя в Уставе четко написано, кто может стать членом партии независимо от социального положения, и об очередях — ни слова.

Но, может, эти факты устарели? Как-никак с завода шесть лет назад ушел. Звоню заместителю секретаря комитета ВЛКСМ центрального ремонтно-механического завода «Мосэнерго», делегату XX съезда комсомола Любе Савчук, спрашиваю: как сейчас с приемом в партию? И Люба рассказывает, как решили однажды комсомольцы попробовать сами — без указки сверху — рекомендовать в партию хорошего молодого инженера. Провели собрание в цехе, в райкоме комсомола — все нормально. Дошли до райкома партии. И вот уже год лежат там документы, а хороший парень все в комсомольцах ходит...

Не так давно Люба получила указание подобрать шесть кандидатур для приема в партию: четверых рабочих, двух ИТР. А молодых рабочих, достойных быть принятыми в партию, пока нет. «Итээровцы у меня хорошие есть на примете, но мне говорят: на них лимит исчерпан...»

Прекрасно понимаю, что, используя эту информацию, подставляю Любу — за разглашение такой «тайны» у нее могут быть неприятности. Спрашиваю: о чем могу написать, сославшись на нее? Подумала немного и отвечает: «Обо всем. Надо об этом говорить!»

Так ведь в том-то и проблема, что говорить об этом говорят, а на деле — очередь.

В Резолюциях XIX Всесоюзной конференции КПСС четко сказано, что «Надо решительно покончить с регулированием пополнения партийных рядов путем разнарядки, нередко создающей искусственные препятствия для приема в партию передовых инициативных людей». Звучит весомо. Но как воспримут эти слова на местах те, кто, собственно, и должен «решительно покончить»? Как они будут трактовать резолюции? Подумают, прикинул процентный состав своей партийной организации; требуют-то одно, а в отчетах будет цифра... Великое дело — цифра!

Как тут не вспомнить известное постановление ЦК КПСС об усилении партийного руководства комсомолом. Какие правильные слова в нем, но многие партийные деятели восприняли его однозначно: жестче командовать, не обсуждать с комсомолом, не размышлять вместе, а решать за комсомол и давать ему указания. Иные шустрые комсомольские аппаратчики и подстраиваются, ибо знают: хорошо слушаешься, не споришь — значит, умеешь работать, годен в резерв; выдаешь много неожиданных инициатив, любишь поспорить, одеяло на себя тянешь, критикуешь руководителей, — плохой работник, выскочка, в резерв не годишься. Отмеренные таким аршином и просочившиеся в партийные аппараты, ловкие люди из комсомола и других потом этими же мерками мерят.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.