Небесное притяжение

Шла подготовка к запуску третьего спутника. Незадолго до старта мы получили новые таблицы на заправку ракеты-носителя. Прежде чем приступить к дальнейшим расчетам по этим таблицам, я снова и снова вчитывался в них, сравнивал со старыми и все больше убеждался в том, что в новом документе проскочила ошибка и что ракету пока заправлять нельзя.

Поделился сомнениями со старшими коллегами. Те сначала рассмеялись: смотри, мол, сколько на документе подписей. Однако, выслушав все мои доводы, сказали: «Придется идти тебе к самому «СП» и докладывать».

Сергей Павлович внимательно выслушал меня, потом снял трубку, связался с Москвой и сказал мне: «Сейчас будешь излагать все специалистам». На другом конце провода сказали, что минут через пятнадцать меня поставят на место. «Ждите, – добавили, – позвоним сами». Я остался ждать, а Королев тут же уехал в гостиницу. Тактично и педагогично – я это понял чуть позже.

Москва не позвонила ни через час, ни через два. А когда наконец под утро мне сообщили, что я был прав, честное слово, не чувствовал я ликования. Моей последней инстанцией была и есть логика цифр.

В общем, таблицы пересмотрели, а с ними и расчеты. В результате орбиту спутника пришлось приподнять на несколько десятков километров. Но позже за этим последовал и более существенный вывод: впредь ракету следует заправлять не по весу топлива, а по его объему. И этот принцип стал соблюдаться во все последующие годы. В том числе при запусках кораблей, на которых я сам полетел в космос.

Все новые и новые спутники взмывали в космос, затем полетел и первый человек.

В бешеной круговерти работы, казалось, некогда было оглянуться, отдышаться. Работа поглощала все время. И свободное тоже. Повторяю: таков был всеобщий настрой сотен и тысяч специалистов нашего КБ. Мне же вскоре стало еще трудней – я начал подготовку к личному участию в космическом полете.

Но однажды случилась беда: прыгая с парашютом, я сломал ногу. Причем здорово сломал – обе берцовые кости голени. На восемь месяцев, как потом оказалось, выбыл из привычного ритма жизни. Более того, долгое время под серьезнейшим сомнением находилась вообще вся моя судьба космонавта. И это меня мучило больше всех болей. Ко мне в больницу пришел Павел Беляев: «Не грусти, у меня было похуже».

У него в свое время тоже случился перелом обеих берцовых. Причем малая, более тонкая кость каким-то образом оказалась длиннее и не давала сращиваться большой. Время шло, дело не двигалось, и врачи уже собирались списывать Павла.

Тогда он взял отпуск и уехал домой. Стал лечиться сам. Вставал на больную ногу, взяв тяжелый груз. Подолгу, превозмогая адскую боль, стоял, стоял. И случилось чудо: эта малая берцовая кость как-то подогнулась, укоротилась, что позволило двум частям большой кости сойтись, а потом и срастись. Вернувшись из отпуска, он снова предстал перед врачами, а те, взглянув на рентгеновский снимок, просто не поверили глазам своим.

Пришел ко мне и Володя Комаров, принес состав из лимонного сока и яичной скорлупы, который якобы способствует сращиванию костей. Не знаю, помог ли мне тот странный эликсир, но твердо уверен, что прежде всего помогли горячее участие в моей судьбе друзей и товарищей, их вера в меня, их личный пример преодоления трудностей. Во имя большой цели.

Когда наконец сняли гипс и я положил ногу на стул, стало страшновато. Она была настолько тонкой и безжизненной, что я подумал: вот-вот снова переломится от собственной тяжести.

Во время болезни я нежданно был одарен уймой свободного времени. Тогда и решил написать наконец диссертацию, материалов на которую за эти годы накопилось очень много. Написал я работу быстро, выйдя из больницы, прошел предзащиту, причем на костылях. А защищался уже с тросточкой. Работа была посвящена вопросам прилунения автоматических станций. Если попытаться пересказать смысл и содержание ее в нескольких словах, то она сводилась к разработке рекомендаций, использование которых приводило к уменьшению скорости прилунения и повышало вероятность его успешного выполнения. Впоследствии эти рекомендации были учтены при создании станции «Луна-9», впервые в мире совершившей мягкую посадку на Селену.

Но вот я снова твердо стою на ногах. Снова делю жизнь между КБ, предприятиями, космодромом, Звездным городком. Задачи полетов, все более настоятельно требовали личного участия самих космонавтов в работах по созданию космической техники. Чтобы все сделанное, накопленное, выношенное, вымученное проверить своими руками в реальных условиях полета. Чтобы самому прислушиваться к биению сердца станции, самому стать как бы живой ее частью.

Сами полеты в нашей служебной документации неизменно называются ЛКИ – летно-конструкторскими испытаниями. Испытаниями! Еще не скоро откроются кассы по продаже билетов на космические рейсы. Да и откроются ли вообще? А если так, то были, есть и будут риск, поиск, непредвиденные обстоятельства. Они-то и заставляют людей проявлять лучшие свои качества. На подготовку к этому уходят годы.

Но это отнюдь не означает, что личное участие в полете становится самоцелью. Потратить многие годы только на то, чтобы участвовать в двух-трех полетах – пусть даже самых интересных, важных, содержательных, – нет, это слишком расточительно. Да, полет – это самое трудное испытание для человека, служащего космонавтике. Мог бы и не полететь – разные обстоятельства могли стать тому причиной. Но уверен, что никакой катастрофы не произошло бы. Ни для меня, ни тем более для общего дела. Полетел бы другой, который поставленные задачи выполнил бы не хуже, чем я, а возможно, и лучше.

Комиссии по отбору в космонавты проходили сотни людей, а зачисляли, как известно, единицы. Есть у меня давний друг, который в те далекие годы тоже мечтал о космических полетах. Но вот комиссии не прошел, забраковали его по росту: слишком высок оказался. И что же? Друг мой стал крупным специалистом в области промышленных роботов, лауреатом Ленинской и Государственной премий. Но и эти роботы для него не самоцель, а просто этап на пути к достижению величайшей цели – созданию искусственного интеллекта. Вот и получается, что главное – это стремление к цели, преодоление. И уверен, что неудачником оказывается лишь тот, кто сдается, кто отчаивается, кто ищет оправдания, обходные пути.

Мне повезло, я прошел все комиссии и был зачислен в отряд космонавтов. Но зачисление в отряд – отнюдь не гарантия того, что ты полетишь. Помню, перед первым полетом Виталий Севастьянов спросил: «Десять лет ты в отряде и вот наконец летишь. Сказки мне теперь, какое основное качество человека нашей профессии?» Я засмеялся и сказал: «Если ждешь десять лет, то основное качество – это терпение». И вот что получается. Годы и годы готовишься к чему-то важному и постоянно думаешь, состоится ли оно, произойдет ли. И нет-нет да подумаешь: а стоит ли выкладываться, работать с полной отдачей? Стоит, непременно стоит. Это «выкладывание» никогда не отзовется холостым выстрелом, обязательно окупится. Пусть не в этом, в чем-то другом, но окупится обязательно.

Я никогда не стремился быть во что бы то ни стало первым, возможно, это мне и мешало в определенных ситуациях. Но куда важнее другое: я всегда испытывал неутолимую потребность участвовать в событиях на переднем крае, потому что именно там всегда самое интересное, самое важное и необходимое.

В детстве и юности я мечтал о полетах к далеким мирам, о покорении бесконечных пространств. Но теперь я понимаю куда больше. Суть не в остроте ощущений, а в достижении поставленной цели. Полететь на другую планету? Да, это очень интересно. Но при одном непременном условии: в полете должны быть увлекательные научные и прикладные задачи. Сама по себе романтика – это не стимул.