Не укради

— Хорошо, — подтвердил он, и не было ясно. что он имел в виду. В Одессе важны не только слова, голосом можно существенно изменить их смысл.

— А вам здесь нравится? — осмелев, спросил он Татьяну и отважно поднял на нее глаза.

— Я знаю? — сказала она совсем по-одесски. — Я же нигде больше не была.

Девушка уже кончила завтракать, ей, кажется, надоело это скучное сидение за столом:

— Мамочка, я поеду в «Аркадию». Искупаюсь и сразу обратно. Ладно, мамуля?

Начала она сразу с умоляющих интонаций:

видно, получить согласие было делом трудным.

Но мать согласилась неожиданно быстро:

— Чтобы через час была дома!

И, обратившись уже к Геннадию, ласково журила:

— Стала совсем самостоятельной. Экзамены в институт сдает, а заниматься и не думает, все бы ей купаться.

Девушка схватила чемоданчик, звонко чмокнула мать в щеку и убежала, не взглянув на гостя.

Теперь хозяйка стала неразговорчивой, внезапно прикрикнула на сына:

— Поди во двор. Только смотри, на улицу не бегай.

Они остались вдвоем, и Геннадий решил, что настал удобный момент, чтобы начать разговор. Он сейчас скажет, что и v него Татьянке будет неплохо. Комнату недавно получил. Рядом кино. Хорошо зарабатывает — шестой разряд. Она будет учиться. Он и обед сумеет приготовить, он все умеет, детдомовский ведь...

Но хозяйка встала, начала убирать со стола и вдруг предложила:

— Знаете что, Геня, поспите немного, отдохните. А вечером съездим все вместе на пляж, погуляем по набережной. У нас очень красивая набережная. — И вышла из комнаты.

Он не скоро уснул. Сначала лежал на спине, разглядывал потолок незнакомого дома: по нему шла тщательно заделанная трещина, ее можно было увидеть только при очень внимательном осмотре. Потом повернулся на бок и смотрел на осколки чашки — их так и не собрали, на фотокарточки в рамках, старомодных, резных, какие продают иногда в Москве, у Павелецкой, на рынке.

Очень много фотокарточек висело на стенах. Вот на постели карапуз, не разобрать, девочка или мальчик. Наверное, мальчик, Таниной фотографии месяцев семи-восьми в этом доме быть не может. Он подумал об этом со злорадством. Вот с бантиком в волосах, улыбчатая, беззубая девочка. И, конечно, там в обнимку с куклой. Вот она уже в школьной форме, одетой неловко, наверное, в первый раз, и с цветами. Должно быть, первого сентября. Висели групповые фотокарточки. Трое. Двое взрослых и ребенок. Потом четверо — уже двое детей.

Геннадий вдруг перестал видеть снимки, они расплылись, и он почувствовал, как теплый шарик пополз по щеке. Он внезапно ощутил, что теряет найденную с таким трудом сестру. Она вросла в стены этого дома. Мог ли он предложить ей брата взамен другого брата, матери и отца? Что же в конце концов настоящее?...