Не убить Моцарта

Георгий Данаилов| опубликовано в номере №1416, май 1986
  • В закладки
  • Вставить в блог

Творческая педагогика

Окончание. Начало в №№ 5, 6, 8, 9

Всегда, когда идет спор о роли к воспитания и наследственности у тех, кто отдает предпочтение генетическому началу, есть сокрушительный аргумент — вундеркинды! Воспитание воспитанием, но достаточно назвать четырехлетнего Моцарта или семилетнего Менухина, как все начинается сначала.

Вопрос этот, безусловно, крайне интересен. Талант — это факт, вундеркинды — тоже, но есть еще один важный факт: чудо-взрослых гораздо меньше, чем чудо-детей. Другими словами, тех, кто проявлял необыкновенные дарования в детстве, больше тех, кто сумел сохранить и развить свой талант. Трогательно милые семилетние скрипачи и пианисты, умилявшие нас своими белыми рубашечками с жабо и короткими штанишками, не стали, за малыми исключениями, даже посредственными музыкантами.

И все же Блезу Паскалю было двенадцать лет, когда он заново открыл многие из начал эвклидовой геометрии! Шиллер чуть ли не подростком пишет стихи и драмы, Шуберт в девятнадцать создает «Лесного царя».

Один из создателей кибернетики, Уильям Рос Эшби, посвятил целую статью таланту с точки зрения своей новой науки, и, поскольку с этих позиций умственная деятельность есть процесс обработки полученной информации, Эшби пришел к выводу, что талант не может быть не чем иным, кроме как богатой информацией. Помню, как я удивился, прочитав эту статью, и подумал, что или плохо ее понял, или в ней не все верно — как-никак богатая информация, прежде чем породить новую идею, должна быть переработана мозгом, и от этой способности мозга зависит талант человека. Но Эшби — выдающийся ученый, и, быть может, он не хотел впадать в тавтологию, объясняя нечто неясное — талант — другим неопределенным понятием — способностью. С другой стороны, столь же неудобно объяснять талант, не привлекая понятия «информация».

Связь между талантом и количеством информации нельзя отрицать, но что же тогда вундеркинды? Каким образом Моцарт за два-три начальных года своей жизни получил такую музыкальную информацию, что потрясал мир? Не получил ли он ее по наследству? Все в его роду занимались музыкой, и вот в конце концов на белый свет появляется исключительная комбинация наследственных качеств и условий — рождается Вольфганг Амадей, готовый музыкант. Он носит музыку в себе и живет в ней. В этом есть нечто замечательное, чему я не могу найти объяснения. Я не знаю случая, чтобы потомки музыкального гения превзошли своего отца или деда. Ни сын Моцарта, ни сыновья и внуки Иоганна Себастьяна Баха, ни дети Вагнера. Природа ли заботится о том, чтобы в мире было не слишком много гениев, или генетическая комбинация, которая ведет к появлению исключительной личности, так редка, что вероятность проявления ее в том же роду ничтожна? Не знаю.

Настоящих вундеркиндов всегда меньше, чем тех, кого таковыми провозгласили. В подобный ранг возводят детей наше умильное воображение, не слишком зоркая родительская любовь и честолюбие, а также лишенные психологического чутья учителя.

«Скажи гостям стихотворение и иди в свою комнату!» И ребенок декламирует. Гости говорят «молодец». Поскольку чтецу не хочется уходить, он тут же принимается декламировать второе стихотворение. Гости говорят «молодец» уже более вяло. Однако ребенок не может остановиться, он честолюбив, как мы все, любит производить впечатление и начинает досаждать нам своими стихоизлияниями. Его не оценили по достоинству, он мрачен и начинает бомбардировать дверь кубиками и книжками со стихами. Теперь как оплату за все свое искусство он рискует получить оплеуху.

Разумеется, подобные случаи не так страшны. Трагедия получается, когда ребенок проявляет некоторые способности, которые могут легко сойти за талант в глазах тех, кто его любит. Ни раннее сочинение стихов, ни пристрастие к какому-либо музыкальному инструменту, ни серия рисунков, над которой ребенок сидит, не отрываясь, несколько часов, не являются верным залогом будущего развития. Часто они лишь плод усердного подражания, а в этой области ребенок — непревзойденный мастер. В таких случаях недоверие более мудро, чем преклонение.

Но если мы таким образом упустим золотые возможности? Если своими сомнениями убьем талант? И начинаются поучительные примеры: отец Листа бил его, но сделал Листом. Бах тоже поколачивал своих детей, заставляя их играть.

Все это верно, но есть и другие примеры.

Если появляется исключительный талант, он проявляет себя так ярко, так волнующе, что при естественных, спокойных условиях он едва ли может быть заглушён. Когда я наблюдаю, как грузчики тащат рояль на четвертый этаж, как около них возбужденно и встревожено хлопочет честолюбивая мама и как потом из квартиры по пятнадцать минут в день доносятся унылые звуки — месяц, два и иссякают, я вспоминаю! что у Франца Шуберта никогда не было собственного рояля, что двенадцатилетний Бетховен играл на органе раненой рукой и по клавиатуре стекала кровь... Ни нищета, ни непрерывные неудачи, ни убийственная критика не могли заставить Ван Гога бросить кисть.

Раннее проявление таланта совсем необязательно. Большинство гениев были обычными детьми, иногда очень уж пылкими, иногда чуть странными, но чаще всего ничем не обнаруживали своих исключительных дарований. Так, Эйнштейн не блистал успехами в школе. Оствальду из-за слабой успеваемости едва не пришлось оставить университет. В семье Нильса и Харальда Бора, отец которых был известным ученым-физиологом, все считали, что у Харальда более выдающиеся способности, и он действительно стал замечательным математиком, но гениален все-таки его брат. Можно даже сказать, что биографы великих людей намеренно выискивают в их детстве исключительные проявления, исходя из того, к чему они пришли взрослыми.

Гениальных детей так мало, что едва ли имеет смысл обстоятельно заниматься теорией их развития. Но вундеркинды могут многому нас научить. Печальная судьба многих из них является неоспоримым доказательством того, что неизжитое детство пагубно для личности. Где-то в Соединенных Штатах все еще существует «вундеркинд» Роберт Фишер. Пока он был ребенком, он играл только в шахматы, теперь он уже не знает, во что ему играть.

Стремление к тому, чтобы дети реализовали себя в жизни более ярко, чем мы сами, естественно. Честно говоря, едва ли есть родители, которые хотя бы робко, хотя бы по секрету от самих себя не мечтали бы о чуде, не подстерегали бы его в любом мало-мальски самобытном проявлении своего чада. Если вы следите за радиопередачами, то знаете, сколько родителей засыпают редакцию письмами, заполненными оригинальными изречениями их деток.

Каждый акт творчества у ребенка заслуживает поощрения, но преувеличение его ценности ведет к плачевным результатам. Создавать у детей излишнюю уверенность в себе вредно так же, как лишать их всякой уверенности. Все интервью с детьми-актерами, детьми-музыкантами, детьми-поэтами, как бы они ни были привлекательны и приятны для зрителей и слушателей, кажутся мне ненужными и даже вредными. Вслушайтесь в них и вы убедитесь в том, что они изобилуют заученными фразами, нелепыми подражаниями знаменитым взрослым.

Детство по самой сути насыщено творчеством. Оно связано с открытием и познанием мира, с попытками что-то в нем преодолеть, а к чему-то приладиться. Любая детская игра — это творчество и открывательство. и вносить в нее элементы, которые нам, взрослым, кажутся более ценными, — дело тонкое и опасное. Вундеркинд, чудо-ребенок, не может быть целью воспитания, потому что сам ребенок, любой ребенок — всегда чудо.

Природа убежала далеко от детей, мы сами ее прогнали и теперь делаем жалкие попытки вернуть обратно. Но надеяться на ее скорое возвращение тщетно. Побывайте в наших горах, лесах, на реках, и вы убедитесь в этом. Природа вся так и сжалась — приунывшая, обкорнанная, ощипанная. Реки помутнели, ручьи еле сочатся. Дунай стал грязнее, чем когда бы то ни было. Места выкрашена в свинцово-коричневый цвет... Сделанное сделано, причитать бессмысленно. Надо спасать то, что можно еще спасти. Но другая угроза, не менее страшная, нависла над нашими детьми. Они рождаются среди бетона, растут в бетонном окружении, играют на каменных и цементных лестницах, в подъездах и на тротуарах. Не смеют ступить на траву, и без того чахлую, огороженную проволокой. У них нет ни дерева, на которое можно было бы забраться, ни куста, чтобы спрятать свои сокровища. Городской ребенок, дитя панелей, жестоко ограблен, он утратил связь с землей, он не слышал соловьиного пения, не видел живого ягненка, козу, теленка. Я помню мальчика, который в шесть лет впервые увидел индюка и сказал ему: «Эй ты, петух!» Что из того, что интеллектуальные способности современных детей стали больше, когда они не могут направить их на то, чтобы учиться у природы, а учат правила движения по улицам!

Что предлагаем мы нашим детям? Двадцать дней в году на море. По путевке в доме отдыха или на частных квартирах. А ребенок хочет остаться с морем наедине, и чтобы вода плескалась у его ног, а он подбегал и убегал от наступающей волны, ждал бы, когда ее белая пена разобьется о берег, и с веселым испугом от нее удирал. Он хочет рассматривать водоросли, изучать раковины, воображать себя Робинзоном Крузо, строить крепости из песка и защищать их от волн. Какой там Робинзон Крузо! Повсюду курортники. на каждом квадратном метре чьи-то руки, ноги, полотенца, мокрые плавки. Толстая тетка бежит и наступает на песочную крепость; ни рыб, ни раков не видно, ни один уголок этого берега нельзя считать своим, и море уже не твой большой и грозный друг, а просто много воды и ничего больше.

Разрыв современного человека с природой так глубок, что она начинает действовать на него как аллерген. Это не метафора! Никогда не было столько сенных лихорадок, столько аллергической сыпи на белой полусинтетической человеческой коже, столько астм, бронхитов, гастритов и дерматитов!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Прекрасных незнакомок имена

Публикации «Смены»

И снится бой

Рассказ

Стиль на все времена

Художественный руководитель Московского Дома моды Вячеслав Зайцев беседует с корреспондентом «Смены»