– У меня много дел, – пряча глаза, говорит шеф. – Машина отвезет тебя туда и обратно. Это всего час.

– Это то дело, из-за которого вы просили прийти меня пораньше?

– Нет, – говорит шеф, – его я поручу Грише.

На улице уже душно. Солнце печет с безразличным упорством. А у подъезда стоит вся прокаленная его лучами черная «Волга».

Венок втиснут в машину как-то очень неуклюже: его поставили на заднее сиденье и прислонили к спинке переднего. Я сгибаюсь в три погибели, чтобы не упираться головой в жесткую хвою. Но едва машина трогается, сухие колючие иголки начинают осыпаться мне за шиворот.

В машине тяжелый, застоявшийся запах бензина. Шофер дымит дешевыми сигаретами. Я со страхом думаю, что вот-вот мне сделается дурно.

Наконец мы на месте. Шофер помогает мне вытащить венок не первой свежести: квелые гладиолусы, помятые гвоздики.

Пока мы тащим его по лестнице на второй этаж, в зал, где установлен гроб, несколько цветов выпадают, и я начинаю бояться, как бы не рассыпался весь венок. Но все в порядке. Мы прислоняем венок к стене, рядом с другим таким же пожухлым венком, и я осматриваюсь.

По обе стороны гроба – четверо мужчин с траурными повязками на рукавах. Это почетный караул. Справа группа людей разного возраста, все они в трауре. Наверное, родственники. Откуда-то сверху тихо льется траурная музыка.

– Ну, я пошел, – говорит шофер.

– Вы меня на улице будете ждать, – скорее утверждаю, нежели спрашиваю я.

– Нет, я ждать не могу, – говорит шофер.

Уехать с ним? Как-то неловко. На похоронах нельзя быть формалистом: привез венок – и баста. Тем более кощунственно выяснять отношения с шофером – должен он меня ждать или нет.

– Ну, ладно – говорю я ему и становлюсь в очередь почетного караула. Она движется быстро – и вот я уже у гроба. В нем лежит седой, бородатый дедушка. Лицо у него спокойное и только как будто немного удивленное.

Вот так и я когда-нибудь... Грустные мысли о вечности отодвигают на второй план все суетное, навевают философски-безразличное настроение. Подумаешь, «лето кончилось». Какая разница, напишу я об этом или нет. Но только обидно – он, дедушка, говорят, пять книг написал, а я одну строчку целый день в голове ношу. Проходит, проходит жизнь... Нет, твердо решаю я, первое дело, как вернусь в редакцию, – записать про «Лето кончилось».

Возвращаюсь я на троллейбусе, но не успеваю проехать и четырех остановок, как на линии отключают ток. Троллейбус стоит пять минут, десять... пятнадцать... Время течет.

Я не знаю, на кого больше злиться: на Семена Семеновича, который, пока я езжу, болтает с кем-нибудь в коридоре, или на шофера, который не мог подождать двадцать минут... А я вынужден сидеть в троллейбусе, который покинули электрические силы.

Кажется, шеф велел зайти к нему сразу после похорон. Но я прохожу мимо его кабинета – к себе, чтобы сесть за стол и начать писать... У двери меня останавливает Гриша:

– Туда нельзя. Там сейчас Людочка платье примеряет. Ей из Польши привезли.

– Вот черт! – срываюсь я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.