Эдуардас Межелайтис, Герой Социалистического Труда, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Литовской ССР, народный поэт Литвы, лауреат Ленинской премии

Встретиться с Эдуардасом Межелайтисом оказалось просто и одновременно сложно. Человек он общительный, чутко откликающийся на просьбы. Но Выбор дня и часа нужно было не раз корректировать. Заседания Президиума Верховного Совета Литвы... Многочисленные общественные заботы... И потом Межелайтис – поэт, постоянно и много пишущий. Так было раньше, так остается и теперь. И ему просто необходимо бывать наедине с природой, чтобы, как он говорит, поймать «свой» звук. Он любит слушать на прогулке, что «говорит» Земля. Любит посидеть в тишине квартиры в удобном кресле, глядя на сосны, застывшие в окне, как на экране. Без этой любви не может быть новых стихов...

Он сам открыл дверь, провел в свой кабинет. И, усадив за низкий столик, отвернул свое кресло от окна, заторопился развеять некоторое мое стеснение тихими, добрыми словами:

– Я вас ждал. Вы сегодня приехали? Еще не успели посмотреть город?

И стал рассказывать о Вильнюсе, советовать, что посмотреть в первую очередь, как разыскать нужную улицу, площадь. С особой теплотой говорил о старой части города:

– Обязательно сходите в дом, где была ставка Кутузова... И полюбуйтесь костелом Святой Анны. Знаете, Наполеон, увидев его, воскликнул: «Вот бы взять его на ладонь и перенести в Париж!»

Уже потом в мой блокнот легла запись: «Открытый, внимательный взгляд. Так может смотреть только по-настоящему добрый человек. Именно глаза, чистые и светлые, да еще голос, тихий, спокойный, создают при встрече с ним атмосферу сердечности, взаимного контакта...»

«Джорджоне «Спящая Венера», «Рембрандт «Автопортрет с Саскией», «Мелодическая графика», «Слушая Вагнера», «Полонез Шопена», «Ахматова», «Отзвуки Рамаяны», «Баркарола», «Пантеон», «Верба, Вильнюса», «Этюд реки Нерис»... Это названия стихотворений из его последней книги «Пантомима». От нее веет высокой духовностью, культурой. Она не могла быть другой, потому что такой у нее автор.

– Так вы представляете комсомольский журнал? И меня с комсомолом многое связывает. Только мы приобщались к нему в подполье...

Он на мгновение задумался, переносясь из настоящего в прошлое, посмотрел в сторону окна. Оно было большим, во всю стену. И выходило в тишину. Вдалеке чернели сосны, припорошенные уже весенним снегом. Они будто вбирали в себя шумы города. Район действительно удивительно тихий. Раньше квартира Межелайтиса находилась на улице Костюшко. Дом стоял на оживленной, шумной магистрали, там трудно было сосредоточиться. Шум отвлекал. Поэтому и переехал поэт в более спокойное место.

Окно. Я представил, как Межелайтис подходит к нему, чтобы увидеть усеянное звездами небо. Неспроста ведь у него столько стихов о Земле как о частице Вселенной. Стихов о космосе...

– В 1924 году наша семья перебралась из деревни в Каунас – тогдашнюю столицу буржуазной Литвы. С большим трудом мне удалось поступить в третью каунасскую гимназию. Учение было платное. И дети многих бедняков не могли позволить себе такую роскошь – учиться. У нас в семье лишних денег тоже не было, но я учился хорошо, с крестьянской основательностью, и мне разрешили платить только половину положенной суммы. Помню, никого учиться не заставляли. Мы тогда даже представить себе не могли, как это можно не хотеть учиться. Учение воспринималось как подарок судьбы. Огромное завоевание социализма – бесплатное обучение для всех. И горько видеть, что теперешние школьники и студенты порой не желают заниматься. Их уговаривают, агитируют. Так и хочется спросить: «Кого вы обкрадываете? Самих же себя, глупые».

В соседней комнате зазвонил телефон. Эдуардас Беньяминрвич замолчал и прислушался. Не знаю, его спрашивали или нет. Жена что-то отвечала по-литовски. Повесив трубку, она подошла к двери кабинета и произнесла две короткие фразы. Межелайтис улыбнулся, и его улыбка, обращенная сразу и к ней и ко мне, была настолько светлой и добродушной, что как-то сразу забылось о внезапной паузе.

– Годы, проведенные в гимназии, были замечательными. Они совпали с активизацией политической и общественной жизни в Литве. За обновление жизни выступала учащаяся молодежь. Когда я пришел в гимназию, а это было в 1935 году, у нас не существовало комсомольской ячейки. Вскоре мы ее подпольно создали. Так в шестнадцать лет я стал комсомольцем-подпольщиком. Ячейка состояла всего из десяти человек, но по тем временам цифра эта считалась значительной. Нашу подпольную работу поддерживали прогрессивные преподаватели, которых в гимназии было немало. Назову только двух. Знаменитую поэтессу Саломею Нерие, она вела уроки литературы и родного языка. И Иозаса Банайтиса, преподававшего музыку. Он после войны стал министром культуры Литвы.

— Комсомольская организация, работающая в подполье. Современной молодежи трудно представить, что это такое, нелегко почувствовать ту атмосферу, понять задачи, стоявшие перед комсомольцами...

— Всегда время диктует образ жизни и деятельности. Нам многое приходилось держать в тайне, жить по законам конспирации. Время было переломное, но, я бы сказал, и благоприятное. Многие сочувствовали подпольщикам – мы видели, ощущали. Я все это в первую очередь объясняю влиянием, которое оказала на литовский народ Великая Октябрьская социалистическая революция.

Вскоре наша гимназия установила контакты с учащимися других гимназий Каунаса. Агитация среди молодежи принесла свои плоды. Через несколько месяцев подпольные комсомольские ячейки возникли в других учебных заведениях, в том числе в техническом училище. Но мы не обособлялись от молодых рабочих. Приходили к ним на заводы и фабрики, устраивали совместные собрания, маевки. Знакомили их с политической литературой, с произведениями классиков, запрещенных правительством буржуазной Литвы. Тогда под запретом находились Горький, Маяковский, Шолохов.

Сам я рано познакомился с русской литературой. И помог мне в этом отец. Он служил солдатом в русской армии и прекрасно знал русский язык. По вечерам читал мне Пушкина, Гоголя. Благодаря отцу я узнал Николая Островского – писателя, который в то время соответствовал общему настрою демократических кругов Литвы. Его книжку принес мне один литовский поэт, и она стала просто необходимой в подпольной работе. Я зачитывался ею, рассказывал о ней своим друзьям. Для своей пропаганды, и особенно в антифашистской деятельности, а фашизм уже тогда превращался в Европе в грозную силу, мы использовали все средства. Выступали с обличительными речами, сотрудничали с демократическими газетами и журналами. Их издавалось много, были они разных толков и направлений. Часто в своих заметках мы ухитрялись цитировать Маркса, Ленина, Плеханова.

— Уже в это время вы начали писать стихи?

— Да, поэзией увлекся слишком рано. Уже в шестнадцать лет в подпольной печати появились мои первые юношеские стихи. Они были проникнуты революционным накалом, пафосом борьбы за справедливость. Я старался откликаться на все, что меня окружало и волновало. А так как был юн, запальчив, волновало меня многое, то и стихов писалось немало...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.