На тысячи дней

— Это, конечно, правильно, — сказал Готька.

— Эх, какая у меня была жизнь! — вздохнула она. — Мне было так трудно, так трудно... А одна быстро устаешь. Правда?

— Правда, — сказал Готька. Но он этого не знал и не понимал, почему же человек остается один.

Всю дорогу до общежития он шел пешком и думал: «Какая у меня была жизнь!» — сказала она. Вот и Забава часто говорит о прошлой своей жизни и вздыхает. А у Готьки нет еще этой самой прошлой жизни. Неужели и он однажды пожалуется? Не-ет, он сам устраивает себе жизнь, без разных там покровителей. Правда, Любим Игнатьич и ребята учат его ремеслу. Он знает, чему учится! А чему хочет научиться Нина у своего... Ивана-царевича? И почему человек остается один? Почему? А он... он не останется один? Никогда? Он только начинает работу и жизнь и еще по-настоящему не знает, что за люди его товарищи новые. Про себя он называет старшего сталевара Забаву умным, Сашу мечтателем, а Виктора злым...

Почему человек остается один?»

О следующей встрече они тогда не договорились, но встреча, к радости Готьки, произошла вскоре. Она пришла к воротам четвертой вахты и стала его ждать.

— Ты запросто могла не встретить меня! — говорил Готька, смеясь всем своим крепким, загорелым на огне лицом. — Ведь парни всего города работают на комбинате! Хорошо, хоть у нашей вахты ждала!

— Конечно, это смешно, — сказала Нина, — я и сама понимаю. — Потом тихо добавила: — Меня ведь с работы увольняют. Ни за что. Понимаешь, ни за что. Подумала, увижу тебя, и все уладится. А как уладится? — Она улыбнулась губами.

Готька растерянно оглядел ее всю — в лёгонькой яркой шапочке, в легоньком, выше колен пальто, в ботинках с тусклыми на морозе застежками.

— Я не знал, я не знал, — повторял он мягким, виноватым голосом.

Он взял ее за руку, повел по площади. Это была широкая снежная площадь, без тропинок и дорожек, вся равномерно утоптанная и казавшаяся одной могучей тропой, которая ведет рабочих людей города к огню работы.

Готька шел, крепко стиснув вялую маленькую руку, часто и тревожно взглядывая на Нину, и она казалась ему очень усталой, более усталой, чем отстоявшие смену люди.

«Как я помогу ей?» — думал Готька. Он вспоминал и никак не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь он выручал человека из беды.

— Нет, это никуда не годится! — сказал он вслух.

— У него же права, — сказала Нина жалобно.

— А у меня что?

— Какие у тебя права?.. Он остановился.

— Ну, никаких, — сказал он. — У меня... обязанности. Понятно?

Она медленно, неверяще покачала головой.

«У меня обязанности, — думал Готька, — если ее начальник станет на всякие там инструкции нажимать, я ему тоже скажу. А что! Он имеет права, а я имею обязанности... помочь человеку!»