Ждали всего, только не этого. Алексей поднял лоб, выкатил глаза к перестал жевать. Жена открыла рот, и из глаз ее пролились на морщинистые щеки слезы.

- Обожди, - мельком взглянув на нее, жестко приказал Никита Филиппович и обратился к сыну: - передаю тебе все - подводу, лошадь, хозяйство, - управляйся, как знаешь. Я вам больше не добытчик, - обвел он глазами всех, затем снова повернулся к Алексею. - Налоги будешь платить, все, что полагается, ренту... А, тьфу! - вдруг плюнул он, - какая же теперь к черту рента... Свол - лочи!

Ругань вырвалась у него невольно и явно не в тон спокойным и хозяйским его распоряжениям. Жена словно ждала этой минуты, - она так и взметнулась вся на стуле:

- Господи! Что же это он говорит!

- Обожди! - прикрикнул на нее Никита Филиппович и, снова беря прежний тон, продолжал: - Завтра будем переезжать к Николаю, я уже уговорила. Дом, конечно, пойдет на слом. Вот. Я его купил. - Он тряхнул головой, словно сбрасывая с себя что - то, и добавил, - свой собственный дом... ну, да ладно... Купил на слом. Ломать буду. И строить. Новый. В Емельяновке - там есть место. Позову инженера - он сделает план... Это уж мое дело. Этим заправлять я буду.

- Последние - то денежки! - всплеснула руками жена.

- Обожди! - во весь голос крикнул вдруг Никита Филиппович и затряс бородой. Он встал со стула, замахал перед собой рукой, хотел что - то сказать, но крикнул только вновь: - Обожди!

И, повернувшись, вышел в другую комнату.

- Как умирать собрался! - донесся до него плачущий голос жены.

Никита Филиппович захлопнул за собой дверь и опустился на кровать. В комнате, которую он оставил, стоял шум от голосов. Громче всех кричала жена, быстро - быстро сыпля словаки и выводя тонким голосом однообразный, знакомый, жалобный мотив. Изредка раздавался спокойный, деревянный голос Алексея. Ему стало вдруг интересно, как сын относится к своему новому положению. Он напряг слух. «Огурец», возник из шума Алексеев голос. «Почему же огурец?», подумал Никита Филиппович.

- Дурак! - выругал он вслух сына. Ему стало неприятно. Вот подрались ребятишки, один заревел басом. «Помирать собрался», повторились в уме слова жены. Никита Филиппович положил голову на подушку.

Он не заметил, как уснул. Проснулся, уже затемнело. В окно сквозь кружевную занавеску вливался зеленоватый лунный свет и, тихо подрагивая, растекался по полу тонкими узорами. Полежав немного с открытыми глазами, Никита Филиппович встал и засветил лампу. За окном сразу сделалось темно, а в комнате душно Он остановился перед окном, зевнул так, что затрещали скулы, потер ладонью волосатую грудь. Все тело проняла страшная слабость, хоть вались опять на кровать.

От ужина Никита Филиппович отказался, но заснуть больше не мог. Он поднялся с кровати, сунул ноги в опорки, натянул на плечи пиджак и вышел во двор. Было тепло по - летнему, на крышах домов, белых от месяца, казалось, лежал снег. Никита Филиппович медленными шагами прошел кругом флигеля, уставив глаза в землю. Вышел он с намерением обдумать план сломки, решить, что ломать сначала, что после - так, по крайней мере, заметил он себе, собираясь в эту неурочную прогулку, - но идя по двору, ни разу не поднял он взгляда на дом, упорно наблюдая землю. Вдруг ему до дрожи в плечах показалось, что сзади кто - то следует за ним.

- Ну, кто тут? - громко спросил он, поворачиваясь, но ничего, кроме черной тени своей, не увидел. «Помирать собрался», снова отчетливо повторились в памяти слова жены, и ему сделалось не по себе.

- Строиться, строиться будем, - попытался он ободрить себя, но сердце лежало в груди неподвижно, словно каменное. Вспомнилось, как строил он этот дом. В ту пору умер у него старик отец, но он был так занят постройкой, что забыл пойти на похороны. Задумчиво отсчитал на пальцах, сколько было ему тогда лет, - получилось тридцать с лишним. Легкое было время, веселые годы! Силы через край хлестали. Жизнь несла его вперед, как хорошие кони, - крепко держал он вожжи в руках, уверенно управлял ею. И вот - доехал. Да полно, доехал ли?

- Строиться будем, строиться будем, - тряхнув плечами, опять попытался обмануть он себя, но... напрасно, - истрепанные вожжи давно лопнули, кони обернулись в хромую клячу. Да и силы не те уже. Он опустился на камень и закурил папиросу. «И остались после Катьки...», заревел на улице пьяный голос, стараясь вывести какой - то мотив, но сорвался, крикнул отчаянно: «У - ух!» и раскатисто выругался. Вероятно, один из обитателей ночлежного дома заканчивал свой рабочий день. Ночлежный дом этот много крови попортил Никите Филипповичу. Угрюмый, мрачный, как тюрьма, он заставлял своих соседей быть вечно на - стороже, заводить по дворам собак, опутывать заборы колючей проволокой. Когда впервые пронеслась по улице весть о постройке Дома Культуры, говорили, что будет он строиться как раз на месте ночлежки, которую закроют и снесут. Весть была приятная, и в те дни, стоя у ворот, Никита Филиппович злорадствовал, встречая проходивших ночлежников: «Говорят, квартиру меняете? Где снимаете - под мостом или на мосту? С новосельем вас!» - Пока не крикнули ему однажды: «Промахнулся, папаша! Ваших нет!» И действительно: ночлежку не закрыли, а у него дома уже не было.

Он поднял голову и из - под сдвинутых бровей взглянул на каменные стены строящегося Дома Культуры. Освещенные сильными электрическими фонарями, они страшили своей громоздкой массивностью, не дающей никакого представления о будущей форме постройки. Никита Филиппович видел только каменные громады, - им в жертву обречены труды его жизни, под их тяжелой массой скоро исчезнет земля, на которой он сейчас сидит, - и кто знает, где остановится смертоносная поступь каменного чудовища? Никита Филиппович поднял руку и мерно погрозил толстым коротким пальцем:

- Дьяволы, - сказал громко, - доконали.

И, отвернувшись, накрутил на палец бороду. И долгое время просидел неподвижно в глубокой задумчивости, склонясь головой к груди. Потом встал, перешел двор и, выйдя на улицу, побрел вдоль забора. Месяц висел над домом Татарина, круглый и улыбающийся, освещая худую крышу с покосившейся трубой. Никита Филиппович заглянул к Татарину в окно. В комнате горела лампа, Татарин сидел за столом и ужинал. - «Конину жрет», тоскливо подумал Никита Филиппович и постучал по стеклу. Татарин оторвался от еды, лицо у него испуганно вытянулось.

- Это я, - сказал громко Никита Филиппович.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.