На слом

Торговались они недолго. Заведующий три раза зажигал трубку и три раза она тухла. Когда стал он ее раскуривать в четвертый, цена дома спустилась до тысячи, и Никита Филиппович сказал тихо:

- Ну ладно. Согласен.

Заведующий взял карандаш и, засосав трубку, начал писать что - то на деле, медленно водя карандашом по бумаге. Окончив, он сложил дело, откинулся на спинку стула и, взявшись за спичечный коробок, неожиданно тонким голосом певуче крикнул в соседнюю комнату.

- Гаврилов, заключи договор!...

Никиту Филипповича Данилова улица звала Помещиком. Откуда пошло такое прозвище - точно едва ли кто мог объяснить. Но при взгляде на грузную его осанку, на широкие жесты уверенных в своей силе рук, на крепко задуманное хозяйство - всякому становилось ясно, что богатое прозвище это дано ему не даром. Двухэтажный деревянный дом его всегда был свежевыкрашен в голубой - сытый и безмятежный - цвет, двор расстилался широкий и ровный, привольно раскиданы были по нем вместительные прочные службы. А на небольшом куске двора густо разросся фруктовый садик с зеленой беседкой посредине. В этой беседке в былое время, летними праздничными вечерами Никита Филиппович на виду у улицы распивал со своей семьей чай; одевал он тогда синий шевиотовый костюм, и фетровую мягкую шляпу. И, вероятно, фетровая шляпа тоже имела отношение к происхождению его прозвища.

Сейчас и не помнит Никита Филиппович, когда он в последний раз облекался в праздничные одежды, - забытые, лежали они в сундуке уже многие годы. Раньше содержал он крупный извоз, имел под рукою работников, в банке нарастал у него кругленький капитал. Но пришел срок, и внезапно налетевший ураган унес и дом, и лошадей, и все накопленное добро, оставив после себя грязный гул и великую пыль. Оглушенный гулом урагана, ничего не видя сквозь вихревую пыль, Никита Филиппович остолбенел от ярости и горя. Но вот затихли первые грозные раскаты, постепенно улеглась пыль и чуточку прояснились дали. Очнувшись, Никита Филиппович сразу же взял в аренду свой дом, твердо веря, что рано или поздно перейдет он опять в его руки. Потом приобрел лошадь, телегу и наладил понемногу хозяйство. Но, конечно, не до костюма ему было теперь, не до чаю в беседке. Беседка заросла разной дрянью, отдана на забаву ребятишкам. От былых времен остались Никите Филипповичу только дом да глупое прозвище.

А теперь и дома не стало...

Никита Филиппович медленно и грузно стал всходить на крыльцо. Посреди лестницы он остановился, крепко ухватился руками за перила и, подняв ногу, изо всей силы ударил каблуком по краю ступеньки. Ступенька осталась целой, в бедре же ноги возникла острая боль. Никита Филиппович поморщился, плюнул за перила, потом усмехнулся.

- Попробуй - ка, переломи, - пробормотал он, входя в комнату.

Из кухни просунулась в дверь голова жены. Никита Филиппович, не глядя на нее, прошел к гардеробу и отворил скрипучую дверку. Тогда жена вошла в комнату вся, - маленькая и испуганная, с засученными рукавами и спросила:

- Ну, как?

- Что, как? - не спеша отозвался Никита Филиппович.

- О доме узнавал?

- О доме? Дом - от фью! - Никита Филиппович легонько свистнул: - Улетел дом.

- И ничего не дадут? - жена горестно склонила набок голову.

- По шее дадут, - разъяснил Никита Филиппович, вешая в гардероб пиджак.

- Куда же деваться нам?

Никита Филиппович закрыл гардероб и сел на кровать. - На луну, - сказал он, забираясь на постель с сапогами.

Обедать сели молча в этот день. Никита Филиппович ел не торопясь, медленно пережевывая пищу, с необычайным спокойствием солил и перчил ее. Все знали, что спокойствие это было деланным, означало приготовление к какому - то важному сообщению и терпеливо ждали его. Жена, шумно и угнетенно вздыхая, со скорбным видом безмолвно хозяйничала за столом. Сын, Алексей, широкий двадцатитрехлетний парень из - под безбрового низкого лба, поглядывал равнодушно то на мать, то на отца, жадно и звучно чавкая. Даже дочерние дети, уловившие, видимо, в общем молчании что - то таинственное, сидели смирно и смотрели на деда так, словно из - за спины его должен был вот - вот вылезти медведь с кольцом на губе или петрушка.

- Ну, вот, - сказал вдруг Никита Филиппович, приставив вилку концом к краю тарелки, - твердый и отчетливый стук ее точно призвал к вниманию. Все насторожились. - С завтрашнего дня вот ваш хозяин, - Никита Филиппович указал пальцем на Алексея, - прошу уважать и слушаться.