- Снялись мы с якоря только в конце июля. До этого капитан Сайм никак не мог подобрать команду по своему вкусу. Ему нужны были такие парни, каких даже на Аляске не сразу найдёшь. Он сам это говорил. «Мне, говорил, нужны такие ребята, которым море по колено. В трезвом - то виде он был неразговорчив, а когда выпивал, язык у него сразу развязывался. «Я, говорил он, капитан торговой шхуны, а не волейбольной команды. Мне такие ребята нужны, которые за сотню долларов продадут родного брата». А на самом деле он подыскивал себе таких, которые не то что за сотню долларов, а и за бутылку виски кого угодно продадут. Представляете себе, какая компания подобралась на нашей шхуне?! Снялись мы с якоря, прошли Шелеховским проливом. Потом обогнули полуостров, прошли проливом Акутан между Лисьими островами. Вышли в Берингово море и взяли курс на Чукотку...
Только погодите, сначала я расскажу вам, каким ветром меня занесло на шхуну «Мэри Сайм». А то вы ещё подумаете, что и старый Мэмыль тоже когда - то разбоем жил.
Мэмыль замолкает, неторопливо достаёт из кармана кисет, развязывает его и начинает набивать табаком свою трубочку. Резчик Гэмауге, школьный сторож Кабицкий, старые охотники Атык и Гэмалькот следуют его примеру. У меня нет трубки, я закуриваю папиросу. Когда шесть дымков поднимаются над нашими головами, на крылечке становится уютнее и даже как будто теплее. И это весьма кстати: в воздухе уже довольно прохладно.
Дыхание приближающейся зимы чувствуется во всём. Правда, настоящих холодов ещё не было, но и тёплые дни, видимо, уже не вернутся до будущего лета. Дальние вершины гор прошлой ночью покрылись снегом. Сегодня ясный день, горные вершины хорошо видны. Лёгкие облака неподвижно висят над ними.
Тихо сегодня, безветренно. Вот старики и собрались на крыльце правления. Правда, мне ещё рано записываться в старики, но я люблю иногда посидеть с ними. Сидим, беседуем на солнышке. Хоть оно уже и не греет, а всё - таки приятно. Скоро наступит долгая чукотская зима - тогда уж так - то вот не посидишь.
Из всех этих стариков Мэмыль - самый старший. Он сам чем - то похож на этот ясный день поздней осени. Волосы на его голове такие же белые, как снег на горных вершинах. Дымок от его трубки, как проплывающее над вершинами облачко. И голос у него такой же спокойный, ясный, как этот осенний день.
Аляску он называет Алашкой, как называли её когда - то русские мореходы. Знает он её не по американским картам, а по собственным скитаниям. В те годы, когда он был на Аляске, её горы и реки, её гавани и города носили ещё не американские, а русские и эскимосские названия. Давно это было.
- Так неужели я вам не рассказывал, как плавал на шхуне «Мэри Сайм»? - спрашивает Мэмыль. - Никогда не рассказывал? Нет? Ну, значит, к слову не приходилось. Слушайте тогда дальше.
Я к тому времени уже четвёртый год на Алашке мытарился. Матросом по Квихпаку плавал, на Юноне золото мыл, за Кадьяком китов гарпунил. Всё старался денег скопить, чтобы домой добраться. Один раз удалось на билет накопить, да не повезло: ногу сломал, пришлось в больницу лечь. Больница все деньги съела. Опять ни с чем остался. Это в Ново - Архангельске было, как его ещё по - другому называют? Ситной, что ли? Ну вот, в Ситке я, значит, и лежал. Потом месяца четыре без работы маялся. Наконец один знакомый матрос устроил меня в ресторан. Попросту говоря, в портовый кабак. Полы мыть, дрова колоть, драки разнимать. Там и нашёл меня капитан Сайм.
Не то чтобы ему характер мой приглянулся. Ему понравилось, что я сильный. А силы у меня тогда много было. И главное, капитану Сайму нужен был хоть один чукча в команде. Чтобы он чукотский берег знал и чтобы в случае нужды проводником мог служить.
Кроме того он любил, чтобы в команде никто друг другу не верил. Всех друг на друга натравливал. С таким расчётом и подбирал людей, чтобы трудно было им между собою сговориться. Двое было ирландцев, двое эскимосов, один индеец, один мексиканец, один украинец из Канады, один чукча. Остальные семеро - американцы. Разный, словом, народ. Это уж я потом понял, зачем капитан Сайм так делает. Тогда я не понимал этого. Тогда я ещё многого не понимал.
Вот, например, у Сайма во рту один зуб золотой блестел. Так я думал, что это от рождения бывает. Мне какой - то шутник сказал, что у американцев золотые зубы сами растут. Я и поверил. Чтб я тогда знал? Ничего не знал. Кто хотел, тот меня и обманывал.
Когда человек мало знает, его всякий негодяй может обмануть. И не только насчёт зубов. Не так - то легко настоящую правду от фальшивой отличить. Это теперь мы разбираться стали, а раньше в темноте жили. Часто друга за врага принимали, врага - за друга.
Сайма - то я за друга не принимал, однако не сразу раскусил, какая это скотина. А если бы и раскусил, так, правду сказать, всё равно пошёл бы к нему на шхуну. Для меня тогда самое главное было домой вернуться, на Чукотку. Он сразу догадался, чем меня можно взять. Пообещал отпустить, как только торговлю закончим. «Ты мне, говорит, на обратном пути не нужен. Перед тем, как возвращаться, высажу тебя на Чукотке, и отправляйся с богом домой. А если хорошо служить будешь, говорит, так перед самым стойбищем тебя высажу, да ещё и подарками награжу. Не с пустыми руками домой вернёшься». После этого я взял расчёт в ресторане, связал свои вещи в узелок и пошёл на шхуну.
Шхуна у Сайма была двухмачтовая, порядочная. Правда, не новая уже. Пересекли мы Берингово море, пришли на Чукотку. Что там долго рассказывать, сами знаете, как тогда американцы на Чукотке торговали.
В трюме у нас стояло несколько бочек виски. Только это было самое дешёвое виски, самое паршивое. Такая отрава, что в Ситке даже пьяные матросы её не покупали. Это поганое виски было главным товаром у капитана Сайма.
Останавливались мы перед каким - нибудь посёлком, капитан Сайм приказывал спустить шлюпку, погрузить на неё бочонок виски. Сначала торговал, как другие: раза в два брал дороже, чем сам за эту отраву платил. И волчьими шкурами брал и оленьими. Совсем как будто добрый был. Если у кого шкур не хватало, так он и за мясо немного виски давал. Вот как спаивал! А байдарного хозяина и шамана к себе на шхуну возил. Сам с ними пил, табаком угощал.
Морда у капитана нехорошая была, злая. На правой щеке шрам. Большой шрам, даже верхнюю губу оттягивал. Во рту золотой зуб блестит, на поясе висит револьвер. Глаза маленькие, бесцветные какие-то.
В море мы никогда не видели, чтобы он улыбался. А когда начинал на берегу свою торговлю, так можно было подумать, что на свете нет; человека добрее и веселее, чем капитан Сайм.
Только ненадолго хватало этой доброты. На час, не больше. Когда первый бочоночек кончался, когда охотники уже не в себе были, капитан Сайм говорил: «Всё. Нет у меня больше виски. Есть ещё бочонок рома, только ром втрое дороже».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.