Он был в легком пальто модного покроя, в шапке без ушей, в туфлях. От него веяло студенчеством и каким-то задорным несогласием с диким холодом, с общепринятыми полушубками и традиционными унтами.

Потом мы бродили по цехам.

В плавильном в огромном конверторе бушевало тысячеградусное пламя. Из жерла вырывались каскады искр. И, ощущая жар плавки, нельзя было не думать о том, что сейчас, вот в эти секунды, за стенами цеха властвует холод тундры, сотни лет казавшийся людям вечным.

Причудливыми сполохами озарились пролеты цеха, когда из конвертора полилась в ковш расплавленная медь. Стоял оглушающий грохот. Нелегко было людям. Но труд их был любим ими. Казалось, здесь, в царстве полярной ночи, они никогда не расстаются с солнцем.

После плавильного мы попали в электролизный цех. Было не по-заводскому тихо. Только журчание электролита да порой гул мостового крана. Поражали размеры цеха. И еще больше поражала призрачность грани, отделявшей сырье — аноды — от готовой продукции — катодов. Разница между ними по содержанию чистого металла исчислялась десятыми долями процента. И весь этот огромный цех с ваннами, каждая из которых могла бы соперничать своими размерами с плавательным бассейном, существовал лишь для того, чтобы удалить из меди ничтожное количество примесей!

Нам все это казалось удивительно интересным. А наш провожатый? «Вот сюда поступает концентрат... Этот агрегат называется конвертором... В этих ваннах происходит электролиз...» Инженер словно читал инструкцию. Ему было скучно. Любопытно, как бы рассказывал о технологическом процессе Нижегородов? Пожалуй, иначе. Ведь он из тех, для кого каждый камень тут «свой»... «Вот, видите, конвертор... Умнейшая штука! Когда ставили его...» И, наверное, мы слушали бы так, будто за всю жизнь не знали ничего интереснее этого конвертора. Почему же в рассказе молодого инженера все тут выглядело чем-то сугубо неодушевленным? Может, он видел тот же конвертор, те же ванны в маком-то своем, особом ракурсе? Как те «чудаки», что осматривали завод с верхотуры…

Молодые принимают эстафету

Золотом искрятся массивные плиты катодов, уложенных в штабеля. Кто ни разу не видел, скажет: красиво, пройдет и забудет. А Нижегородов забыть не может, как нельзя забыть цвет хлеба.

Вот и эти катоды, и цех, и завод, можно сказать, чудо-завод, и чудо-город в тундре, и человеческое уважение, и человеческие сердца — все это его кровное, добытое нелегкой ценой. И люди. Его люди, а он их старший мастер, их почетный металлург... Даже больше: их человек и в радости и в печали — во всем.

Пожилой, много видевший человек рассказывает о своей жизни. А мы слушаем и, помимо воли, сопоставляем.

Парня зовут Виталием. Фамилия его Подосинов. Он вдвое моложе Нижегородова...

Двадцатичетырехлетний Павел Нижегородов, уже успевший поколесить по стране, побывать и матросом и старателем, работал на таежном прииске на берегу речки Зеи. Техника в ту пору была одна: «комбайн с заостренным концом» — кайло... Надоело Павлу ковырять землю. Махнул за тысячи километров, в Мончегорск.

Виталию двадцать четыре сейчас. Полтора года назад, отслужив в армии, он приехал в Норильск. Позвали друзья.

Нижегородов начал свой путь в цветную металлургию с чернорабочего. Подосинов — с серьезной должности дежурного по электролизу. Павел Сергеевич учился на курсах социалистических мастеров. Виталий пришел в цех коммунистического труда. Семнадцать лет отделяют Нижегородова, знавшего лишь лопату да тачку, от Нижегородова — старшего мастера крупнейшего цеха.

А Подосинов? Комсомолец, спортсмен, завтрашний студент. Сейчас Виталий учится на подготовительном отделении заочного индустриального института. Он будет инженером...

Два человека, две судьбы. И ничего в этом нет сверхъестественного. Просто другой теперь устав жизни. Советские люди сделали ее во сто крат добрее, богаче, просторнее.

«Молодым сейчас легче»,— нередко говорят в связи с этим. Да, конечно. Но это не значит легко. Неизмеримо уменьшилась физическая, но зато намного возросла интеллектуальная нагрузка на человека. Когда-то Павел Нижегородов вручную крошил породу и мечтал о машине, которая избавила бы его от тяжелого труда. Молодой инженер, что водил нас по цехам, начинал с «верхней точки», Нижегородов — с автоматики, с конвертора.

Собираясь уходить с завода, мы заглянули в диспетчерскую. В небольшой комнате отчаянно спорили четверо, и среди них был инженер, недавний наш провожатый. Он ходил из угла в угол, размахивал руками и говорил, говорил. Надо было быть металлургом, чтобы разобраться в том, что именно он доказывал, против чего ополчался. Но и нам было ясно: речь шла о перспективах дальнейшего развития медеплавильного производства, о необходимости внедрения нового, передового.

Нет, не бесстрастным был этот человек, еще недавно без особого вдохновения показывавший нам все тот же злополучный конвертор. Да и не мог он вызывать у него благоговения. От этой «чудо-печи», от всего нижегородовского ему и таким, как он, нужно было начинать «танцевать», идти дальше по пути технического прогресса. Все время упорно, неустанно искать и думать, думать...

Нет пока что у молодого инженера ни одного «своего» кирпича ни на заводе, ни тем более в Норильске. Но будет, обязательно будет. И не столь важно, окажется ли этот кирпич металлической конструкцией или колонкой математических расчетов. Главное в том, что явится он на свет драгоценным кирпичиком будущего.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.