Петька берет удостоверение, видит печати, подпись и успокаивается.
- Все идет своим чередом.
Выступали с речами. После каждой речи играла музыка, и стреляли винтовки. Выступал военком 5 - го Северного полка т. Черкасов. От остающихся выступал т. Кучерин. От уезжающей молодежи - я.
Я не смутился, влез на трибуну и заорал во всю глотку:
- Товарищи, рабочая молодежь будет в передовых рядах. Даешь Варшаву!
Всем понравилась моя короткая речь. Как и другим, выстрелили из ружей, а музыка заиграла туш. Когда слез, меня начали качать комсомольцы и даже партийцы. Качал и твой папенька, а также Кудрявцев секретарь укома молодежи.
Потом стройными рядами пошли на пристань. Началась кутерьма. Послышался плач, вопли. Жены прощались с мужьями, матери с сыновьями, невесты с женихами. Ты спрашивала, кого я вспоминал в этот момент. Я вспоминал тебя и маму. Но вот посадка кончилась. Подбегает незнакомая девушка и. когда пароход уже тронулся, сунула мне букет ландышей. Я вспомнил про тебя и незаметно бросил букет в воду. Пароход отчалил. Пристань украсилась белыми платками. Мы махали шапками и пели революционные песни. Некоторые из ребят плакали и убегали в трюм, чтоб никто не видел. Я не плакал.
Вот как мы уезжали. Написал бы еще про свои переживания, когда ехали по Белому морю, как нас встретили и провожали в Архангельск, да боюсь, что почта не примет такого большого письма. Твои сухари сел почти все. Осталось несколько штук, их я берегу, хотя харч не ахти какой. Помогает Спирька каптенармус. Говорят, нас сразу двинут в бой. И хочется и страшно, но не подаю виду. Ну, до свиданья, Груня, целую тебя много раз. Теплушку трясет, так что рука прыгает и писать очень тяжело. До свиданья. Пиши.
Твой до гроба
Политрук Павел Савельев.»
ДОКТОР обедал. - Кто больной? Где больной? - брюзжал он, сидя перед дымящейся миской супа. - Кто. Савельева? Она поправляется. Что вы путаете, батенька.
- У ней сын уехал на войну... сегодня...утром... Скорее, доктор...
- Куда вы спешите батенька? Невеста ваша что - ли умирает, да.
Доктор оделся. Когда они пришли. Аграфена Петровна все еще лежала в забытьи. Старик сидел возле, глядел на нее, что - то бормотал и крестился. Доктор отстранил его, взял пульс. вынул часы.
- Опять окно закрыто, - закричал он, нюхая воздух, - сколько раз говорил. Лампадку зажгли, а окна, не открыли. Откройте. Гм... скажите, - обратился он к старику - ваш сын что? Солдат?
Старик указал на Петьку.
- Вот он скажет.
- Он был комсомолец. Его выделили на фронт.
- Ага, значит, не солдат. Но ведь это варварство, - протянул он возмущенно, - он мог бы и не идти, его за это не расстреляли б. Ведь он убил свою мать. Ну, что это такое. Доктор развел руками. Где у вас сердце, молодые люди? Нет сердца у коммунистов.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.