Для охотников и пастухов Крайнего Севера по сей день оленьи и собачьи упряжки остаются распространенным и естественным видом транспорта. Испытанным, проверенным веками, которому, казалось бы, нет равного по надежности, доступности и, если заглянуть глубже, экологической чистоте. Речь не о ядовитых выхлопах двигателей внутреннего сгорания. В масштабах тундры говорить об этом пока смешно. Дело в том, что мощные, комфортабельные вездеходы своими колесами и траками неузнаваемо уродуют тонкий плодоносный слой почвы, уничтожая растительный мир тундры и тем самым лишая естественной пищи мир животный. Если учесть, что в тундре у каждого вездехода своя дорога, то легко представить загубленные пространства. К тому же дорого и нецелесообразно снабжать каждого оленевода и охотника мощными машинами. Да и по проходимости любой вездеход уступает животным. Но и у упряжек – и оленьих и собачьих – есть, разумеется, свои минусы.

Чтобы обеспечить потребности передвижения, в оленьем стаде чуть ли не каждое шестое животное должно быть ездовым. А у ездовых оленей неполноценные шкура и мясо, они не участвуют в воспроизводстве стада. Да и снарядить олений транспорт в дорогу дело не простое: даже опытному пастуху требуется не менее получаса, чтобы отловить упряжку, а если необходим «аргиш» (иначе говоря, целый выезд), то на это уйдет полдня. После такой беготни вряд ли пастух сразу сможет тронуться в путь. А через какое-то время упряжку нужно распускать, потому что олень не лошадь – сена не ест, его надо пасти. Собак ловить не нужно, но стоимость одной упряжки (в год – около 800 рублей) заставляет задуматься, а если учесть, что собаки питаются в основном северной рыбой, которую мы считаем деликатесом, становится обидно.

Да и негоже в век научно-технической революции делать ставку только на «живую силу». Все это и заставляет искать новые виды транспорта для районов Крайнего Севера.

Приблизительно так рассуждал начальник отдела механизации Норильского НИИ северного сельского хозяйства А. С. Вагин прежде, чем предложить мне поехать в тундру на испытание снегоходов «Буран». «Бураны» видели уже многие и поэтому удивятся, какие могут быть испытания, когда машины уже несколько лет в продаже. Да, Рыбинское производственное объединение моторостроения выпускает снегоходы с 1972 года. Но модель постоянно совершенствуется, а лучший полигон для испытаний, чем Таймыр, найти трудно. Поэтому рыбинцы рука об руку работают с норильчанами.

Моя командировка в Норильск совпала с командировкой рыбинского инженера Михаила Русского. Он привез для испытаний новые карбюраторы поплавкового типа. Сотрудники отдела механизации – инженер Алексей Гришечкин, лаборант Виктор Трубников, а порой и сам Вагин, – стремясь максимально использовать командировку Русского, каждый день выезжали в тундру, а вечерами копались в машинах, устраняя неполадки, чтобы следующим утром снова гонять подопытные «Бураны».

Меня они могли взять с собой только в воскресенье. Проснувшись, сразу набрал по телефону «67» – с этого начинают свой день почти все норильчане. Сводка погоды не радовала – температура около 30 мороза, пурга, ветер от 15 до 20 метров в секунду, местами до 25. Надежды, что поездка состоится, почти не было. День нерабочий, погода – тоже. Но на всякий случай решил дойти до гаража.

Если перечислить все, что было на мне надето, кроме унтов и подбитого мехом брезентового комбинезона, то получится список длиннее, чем составляют родители, отправляющие детей в пионерские лагеря. Добравшись до гаража, нашел там одного Гришечкина. Он уже копался в моторе своего «Бурана». Я сидел около калорифера и блаженствовал, чувствуя, как отходит обожженное ветром лицо. Пришел Трубников. – Пуржит, на Комсомольском проспекте ветер с ног сбивает. Куда тут ехать! – и принялся осматривать одну из машин.

Затем появился Михаил Русский. Пожаловался, что не может привыкнуть к полярной ночи и все время просыпает.

– Погодка нелетная, пообморозимся. Надо ехать на Ергалах, там тише, чем в других местах.

Испытатели залили в машины выверенное до миллилитра количество бензина, чтобы точно определить расход топлива, и начали подгонять одежду. На мои два свитера под комбинезоном они посмотрели скептически и заставили пододеть меховую безрукавку, вручили пару огромных, как мешки, рукавиц. Затем все плотно обмотали шарфы вокруг лица и надвинули низко шапки, оставив только щели для глаз.

Через десять минут колонна из трех «Буранов», миновав город, мчалась по тундре. Снег стегал по глазам подобно крупному песку, слезы катились и намерзали на ресницах. Я ехал на переднем «Буране» пассажиром и вплотную прижимал лицо к спине водителя, защищаясь от ветра. Алексей повернулся и, перекричав гул мотора и пурги, попросил меня, чтобы не потерять колонну, время от времени оглядываться. Одежда мешала повернуться, я пересел задом наперед, надеясь, что эта маленькая хитрость поможет мне к тому же избавиться от режущего ветра. Теперь я все время видел свет идущих сзади машин, однако снежные завихрения перед лицом жгли еще сильнее. Поездка удовольствия не доставляла. Но ведь в пургу в тундру выезжают лишь в случае крайней необходимости. Только испытатели рады возможности проверить свои машины в экстремальных условиях и, может быть, поэтому забывают усомниться в выносливости собственного организма.

Свет фар отстал, и я постучал по спине Алексея. Мы повернули обратно. На снегоходе, который тянул за собой нарты, сильный боковой ветер сорвал капот. Он пролетел по воздуху метров тридцать и застрял, воткнувшись в сугроб. За те пять минут на невыносимом ветру я, кажется, каждой своей клеткой прочувствовал, почему основное требование к таким машинам – надежность.

Вскоре мы спустились в распадок и остановились, чтобы перевести дух. Между горами было так тихо, что снежная свистопляска наверху вспоминалась с недоверием. Я сошел со снегохода и под общий хохот провалился по грудь, в пушистый снег. Трехсоткилограммовый «Буран» стоял на уровне моего лица. Две его гусеницы и лыжа давят на грунт с усилием лишь в 0,03 кг/см – в этом секрет его проходимости. Для сравнения: вездеход ГАЗ-71 оказывает давление в 0,17кг/см. «Буран» по классу можно приравнять к тяжелым мотоциклам. Кабины на нем нет, ее установка потребует усложнения конструкции, а это уже будет машина другого типа. В конце концов нарты тоже не карета. В тундре можно пренебречь любым комфортом, лишь бы двигаться.

По распадку ехать наслаждение – ветра нет, по рыхлому снегу машины идут хоть и не так быстро, зато плавно. Мы отдыхаем, но машинам водители поблажки не дают. Моторы ревут на пределе, резиновые гусеницы, буксуя, перемалывают вязкий снег.

Переехали реку Ергалах, в промоине намочили гусеницы. Они сразу обледенели, но на ход машины это не повлияло. За Ергалахом начался затяжной подъем. Машины уверенно лезут к вершине. Кажется, что вот-вот опрокинемся. Оглядываюсь назад. Сюда можно добраться только на лыжах. Ни одна машина повторить путь «Бурана» не сможет.

На холме с новой силой навалилась пурга. Проехав немного, наткнулись на брошенный снегоход. Испытатели внимательно осмотрели его полуобгоревший остов. Поражаюсь их терпению – скорей бы в спасительное затишье!

Через полчаса добрались до балка – наскоро срубленной избы с железной печкой в углу. Затопили. На печь поставили разогревать консервы. От «буржуйки» скоро стало жарко.

Испытатели говорили о работе: спорили о преимуществах нового карбюратора, износе гусениц, причинах поломок. Михаил Русский с горечью вспомнил о сгоревшем «Буране».

– Работаем, стараемся, вынянчиваем машину, а она попадает в нерадивые руки и вот так бездарно гибнет. Купил ее какой-нибудь лихач для развлечения и сразу начал удивлять всех скоростью, разными трюками. Машина не обкатана, детали не притерлись – что-то вышло из строя, чтобы завести, он ее паяльной лампой начал разогревать да от небрежности впопыхах и спалил.

«Буран» – это рабочая лошадка. Бережно обращаться – так ей цены не будет. Двух человек везет да еще прицеп килограммов в триста.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.