Он очнулся и увидел все еще грохочущее темное небо. Потом почувствовал пятками дно – понял, что его плот загнало в затон, на мелководье.

Он мучительно долго барахтался в воде и грязи, пока ему удалось перевернуться в нормальное положение – лицом к берегу, до которого было метров пятнадцать сплочённых штормом бревен, поигрывающих на слабой волне затона.

Нужно было освобождаться от бревен. Стас попробовал разжать кулак – ни один палец даже не пошевелился. Тогда он принялся разжимать их по очереди и удерживать правой рукой в более-менее ровном положении: каждый разжатый палец, стоило его отпустить, тут же снова скрючивался уже самопроизвольно.

Вжимая пальцы левой руки как можно сильнее меж бревен, он попытался выдернуть руку из-под скобы. Он не жалел себя, не боялся боли – он уже и так словно одеревенел от нее, словно потерял чувствительность. Но, видимо, сил было слишком мало, а кисть стала слишком большой от опухоли, чтобы протиснуться под скобой.

Он с тоской осмотрел берег – там было пустынно. Там могло быть пустынно и три дня, и три недели, и три месяца, и даже три года...

Взгляд его остановился на ноже, все еще торчавшем в бревне. Он вынул его, попытался было долбить, но тут же понял, что это бесполезно. Для того, чтобы выковырять ножом острие скобы, потребовалось бы слишком много времени. А его у него было, вероятно, уже слишком мало.

Тогда он еще раз посмотрел на кисть левой руки: на перетертые вены, белевшую кость... Да, он, рыбак и охотник, конечно же, знал, что делают в таких случаях зверюшки, попавшиеся в капкан одной лапой...

– Ничего, – сказал он себе вслух, одними вздувшимися почти черными губами. – Обнять и одной хорошо... Лучше, чем вообще не обнять.

Потом он закрыл глаза, как бы собираясь с силами, а когда открыл их, то, уже не размышляя, прицелился ножом в перламутровое сухожилие...

Хирург отнял Стасу руку по локоть.

Знакомым, еще не привыкшим к нему, такому, Стас отвечал:

– Было бы на кого, а заработать и одной можно.

Ну, а если когда среди мужиков разговор о жизни и смерти заходит, о каких-нибудь чудодейственных спасениях или наоборот – нелепых смертях, Стае говорит убежденно:

– Сила, оно, конечно, выносливость там и так далее... Но будь ты хоть трижды богатырь, пропадешь ни за понюх табаку, если тебе жить не очень нужно, если у тебя в душе никакого якоря нет, чтобы за жизнь им намертво зацепиться.

Похом, помолчав и насупленно глядя куда-то вдаль, добавляет:

– А-а, ерунда это все... Вот Максима нет, мужики, то печаль моя из печалей.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.