– Ты чего?! Не понимаешь, что ли?! Молоко молоком, бабье волнение бабьим волнением, а жизнь жизнью! Опрокинет – считай каюк! И непотопляемость наша не поможет! В ангарской водице и летом не побарахтаешься особенно. А подобрать теперь некому. Кто и был если поблизости, теперь уже все на берегу.

Но Стас снова не согласился с Максимом:

– Давай пройдем еще немного! Потом наискосок, к берегу. Оттуда до поселка километров пятнадцать, не больше! Один останется возле лодки, а другой домой пойдет. Предупредить... А то ведь хорошо если кутерьма скоро кончится, а если суток двое-трое изгаляться станет? Тогда уж наверняка... – Стае прервал свою просительную речь – побоялся быть надоедливым со своей заботой да и чувствовал: слишком уж мизерной, не стоящей серьезного разговора кажется она другу.

Они прошли, что наметили, оставалась половина того пути, который Стас определил как «наискосок». Несмотря на непогодный сумрак, берег уже явно проступал темноватой тенью – до него наверняка оставалось полтора-два километра.

Вот тут-то уставший и изнервничавшийся Максим, не доверивший больше руля Стасу, непростительно зевнул момент маневра: лодку вскинуло правым бортом, и в тот самый миг, когда дюралька заплясала на гребне волны, друзья одновременно увидели, что в глубокой яме, куда им предстояло сейчас низвергнуться, торчат сразу три острые сломанные вершины деревьев, затопленных водохранилищем на корню.

Все произошло быстро: лодка со всего маху ударилась рубцом-килем об одну из вершин мертвого подводного леса, «х-о-о-п-н-ула», как «х-о-опает» опрокинутое на воду кверху дном пустое ведро или банка, из-под нее с шипением и бульканьем, выхлопами вырвался воздух.

Мотор взвыл шелестяще, тонко и тут же после второго удара сорвался и исчез.

На ровной воде в таком положении лодка, пожалуй, смогла бы держаться сколь угодно с помощью воздушного пузыря под днищем, но теперь надеяться на это не приходилось. Было совершенно ясно, что истинно плавучего ее положения хватит ненадолго, ибо с каждым броском из-под лодки вырывалась новая порция воздуха, и дюралька погружалась соответственно.

После пятого или шестого броска лодка резко ушла в воду кормой и зависла в положении тяжеловатого поплавка – над водой осталась только небольшая вершинка носовой части. Это сработало их усовершенствование, которое заключалось в том, что вся носовая часть лодки была герметически закупоренным резервуаром для горючего и в любом случае спасательным поясом для лодки.

Если теперь можно было говорить о каком-то везении, то им все же повезло: ни одного из них не ушибло бортом опрокидывающейся лодки, ни тот, ни другой не напоролся на острую вершину дерева-утопленника, когда они выпрыгивали, стараясь упредить удар.

Оказавшись в воде, в первые же мгновения, еще находясь в горячечном, почти полусознательном состоянии, они помогли друг другу сбросить куртки заодно со штормовками, сапоги...

Кое-как оклемавшись, они испытывающе посмотрели друг другу в глаза. Посмотрели так, как никогда доселе, – зрачки в зрачки, не уводя взглядов в сторону.

Их, простых парней, жизнь никогда не баловала случайной, незаработанной удачей, тем более – незаслуженным счастьем, и они подспудно всегда были готовы ко всему худшему. Редко философствуя от нечего делать, они, однако, чувствовали не хуже других и понимали теперь, что каждый из них может оказаться не тем, кем он был всегда; теперь ведь не имело значения все то, что было раньше там, в их обычной жизни, вернее даже – все то было слишком мелким против теперешнего.

Каждый из них пытался угадать: что теперь делается в душе друга в новой страшной ситуации? Ведь ежели бы можно было измерить душу человека, допустим, единицей объема, то можно было бы и сосчитать, что большинство из нас живет какими-то десятью кубическими сантиметрами души. И этого нам хватает для повседневной жизни, для обыденки: мы тратим в общем-то стандартное количество душевных сил на доброту и любовь, на зло и ненависть, да и силы воли эта повседневность требует от нас почти всегда равное количество, исключая малые колебания: сегодня у тебя радость или неприятность, завтра – у меня.

Душа с меньшим объемом, пожалуй, видна сразу. А вот есть ли у человека запас и какой он, этот запас души, – человек часто и сам не знает. Не приходится обращаться к нему, этому запасу, не приходится тратить больше стандартных привычных трат. Повседневность того не требует. И сколько людей прожили и проживают свое, так и не узнав полного объема своей собственной души?! Не подозревая даже, что могли бы тратить не десять привычных стандартных кубических сантиметров, а все сто! Судьба не привела, а сам не нашёл, да и не искал особенно: не хуже, не лучше других живу – и ладно.

...Проникновение их друг в друга длилось какие-то мгновения – до новой волны.

Друзья еще были сильными и свободно держались на поверхности, тем более что от волн можно было спасаться за лодкой.

– В-вот т-так пр-риклю-чение! – инстинктивно тряхнув головой, чтобы освободиться от лишней воды, тревожно бодро выкрикнул Стас. Он только теперь отходил от шока неожиданности, растерянности и начинал по-настоящему чувствовать холод.

Больше всего Стас боялся, как бы Максим не обвинил его во всем: ведь это из-за него они не повернули к берегу раньше.

Смахнув с глаз длинные прямые волосы, Максим откликнулся:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.