Чуть ли не каждое второе решение ЦК принималось совместно с министерствами и ведомствами. Теоретически это обосновывалось как объединение усилий для работы с молодежью (постулат абсолютно верный!). Фактически же все обстояло иначе. Хозяйственные органы рассматривали социальные проблемы как нечто второстепенное, так же они относились и к молодежи. От совместных постановлений с ЦК ВЛКСМ их «отеческая забота» о молодежи не возрастала. Но для комсомольских работников принятие подобных решений считалось очень престижным. Еще бы — они в своем сознании как бы автоматически зачислялись в разряд высоких «государственных мужей», влияющих на решение ответственных общественных задач! Как тут не закружиться голове от собственного величия! Ну, а в такой голове обыденная жизнь избравших тебя комсомольцев начинает восприниматься делом второстепенным. Так благие намерения следовать за партией, извращенные примитивизированным толкованием сути партийного руководства, вели к дальнейшему перерождению комсомольских кадров.

И все-таки была ли возможность предотвратить застой в комсомоле раньше, до апреля 1985 года? Чтобы, отвечая на этот вопрос, не угодить в плен догадок, иллюзий, попробую пояснить, как функционировал в те годы механизм внутрисоюзной работы, то есть как применялись в жизни уставные нормы демократического централизма. Одна из них — безусловное выполнение решений вышестоящих органов, но, как это ни парадоксально, именно оно чаще всего и не выполнялось. И не в силу чьей-то личной недобросовестности или профессиональной некомпетентности. Многие постановления были изначально утопичны, объективно невыполнимы. Так, например, в реальных общественных условиях нельзя было убедить каждого молодого труженика иметь среднее образование, сдавать нормы ГТО, невозможно было решить проблемы сельской школы только шефством комсомола и т. д.

А в целом постановлений было так много, что прочитывать их успевали только комсомольские работники, да и то не все, комсомольский же актив — главный их исполнитель — вообще оставался в стороне от этой бумажной лавины. В итоге реальная комсомольская жизнь и всевозможные директивы стали существовать сами по себе. Но зато любой комсомольский работник попадал под своеобразный «колпак» потенциальной недисциплинированности. В любой день, по желанию вышестоящего функционера, он мог стать виновным за невыполнение очередного невыполняемого циркуляра. Более хитроумного способа деморализации кадров и не придумать! Вроде все по Уставу, фактически же полный произвол «верхов», защищенный нормой о безусловном выполнении решений вышестоящего органа. Добавим к этому, что в семидесятые годы фактически комсомолом руководили не выборные органы, а его аппарат, и станет понятным, почему на XX съезде говорилось о перерождении демократического централизма в централизм бюрократический.

В такой атмосфере любая попытка противостоять «решению сверху» была бессмысленной. Более того, она могла расцениваться как нарушение Устава ВЛКСМ со всеми вытекающими последствиями. Комсомольский работник вставал перед альтернативой: или «выбыть из игры», вернуться к работе по специальности (опять же с разрешения партийных органов), или же не нарушать «правила игры», сложившиеся задолго до 70-х годов, а следовательно, имитировать кипучую деятельность в борьбе за выполнение невыполнимого. Ну, а если заниматься этим не год, не два...

Вот теперь, вероятно, можно утвердительно сказать, что предотвратить застой до апреля 1985 года было невозможно. И не из-за того, что не было честных комсомольских работников (победить то, что было заложено в Уставе ВЛКСМ, невозможно индивидуальными усилиями). Не берусь отрицать необходимость норм демократического централизма, но глубоко убежден — его правило о безусловном выполнении решений вышестоящих органов чревато незаметным превращением в закон бюрократического централизма до той поры, пока не будет отработан механизм демократической выработки самих решений. А это «тянет» за собой необходимость в новом механизме отбора лиц, которые будут готовить проекты решений, новых процедур принятия решения. Без этого вся комсомольская организация не застрахована от тупиков и кризисов, от необходимости выполнять любые, противоречащие ее же собственным интересам, решения. Без этого над каждым новым поколением комсомольских кадров будет висеть угроза попасть в неумолимые жернова очередного перерождения.

«В будущем, вероятно, кто-то напишет «Историю социальной лжи» — многотомную книгу, где все эти трусливые попытки самооправдания, собранные воедино, представят собой Арарат бесстыдных усилий подавить очевидную, реальную истину грудами липкой, хитрой лжи. Мещане всегда соблазняются призрачной возможностью доказать себе и всему миру, что они ни в чем не виноваты». Это писал М. Горький в начале века. Вряд ли он предполагал, что в грядущей социалистической реальности нас, современных мещан, будет так много и мы по-прежнему, только теперь уже более изощренно, будем находить тысячи объективных причин в оправдание своего социально-духовного рабства. Да, причины для послушания были. Но под одним и тем же гне-' том этих причин люди вели себя по-разному.

Первый секретарь Ленинского райкома ВЛКСМ Александр Корольков был самым «неудобным кадром»: чаще всех критиковал работников аппарата обкома. Может быть, не всегда в приемлемых формах, недостаточно аргументированно, но, как показало время, по делу — за формализм, нереальность и непродуманность принимаемых решений. Чего же он добился? Механизм обкомовской жизни от этой критики не изменился, ну, а сам Александр заработал вечный ярлык «демагога». Его не сняли с работы, не объявляли выговоров, его просто чаще, чем других, критиковали на совещаниях и пленумах... и прочно держали на одном месте. Коллеги шли «вверх», становились его начальниками, слали ему новые директивы, а он был бессилен что-то изменить.

Логичный вопрос: почему же я, в ту пору первый секретарь обкома ВЛКСМ, видя, что Корольков прав, не помогал ему? Но это теперь, спустя время, могу все оценить именно так, а тогда я сам был если не винтиком, то шестеренкой того могучего механизма, отторгающего Королькова. Где-то в глубине души я сознавал, что ему надо помогать, поддерживать, но в лучшем случае — лишь смягчал критику аппарата в его адрес и убеждал себя, что аппарат прав...

С абстрактно-этических позиций А. Королькову и ему подобным сегодня можно предъявить обвинение в том, что они свое мнение не смогли превратить в мнение большинства. Но те, кто знаком с механизмом внутрисоюзной работы, знают, что организационных возможностей для этого практически не было. Решение, принятое большинством (пусть даже пассивным и равнодушным), критике не подлежит. Да и где критиковать обком секретарю райкома? На пленуме обкома? Здесь не всегда предоставят слово. В областной газете? Она орган обкома и вправе решать, что печатать, что нет. Остается узкий круг рабочих совещаний, но там на одно твое критическое замечание могут ответить десятком претензий за очередные невыполненные дела. При существующих уставных положениях меньшинство никогда не сможет побороться за свою точку зрения.

Такой организационный механизм изначально предполагает, что истина всегда, словно удар молнии, мгновенно озаряет большинство. В жизни не так. Новое всегда будет сначала осознаваться единицами. Если это новое, родившееся в сознании меньшинства, искусственно сдерживают, то приходится ждать, когда дела зайдут в тупик и элементарный здравый смысл большинства признает нецелесообразность старого.

Что проку в том, что прогрессивные идеи реабилитируются временем? Дело-то уже не поправишь. А те, кто боролся за новое, и те, кто противостоял ему, автоматически становятся в один ряд «коллективно прозревших», и попробуй теперь разберись, кто из них поборник прогресса. Те, кто в свое время держал А. Королькова на «коротком поводке», и сегодня стоят выше его по служебной лестнице и теперь учат его, как лучше и быстрее перестраиваться. Причем многие из них, подобно горьковским мещанам, свято верят, что лично они за эпоху застоя вины не несут, ведь они были в «большинстве».

Сегодня пресса активно обсуждает проблемы правовых и политических гарантий перестройки. Нужны такие гарантии и комсомолу. Горький опыт прошлого, научил, что, защищая прогрессивное, нельзя уповать только на нравственную силу какой-то группы людей. Моральная стойкость оказывается небеспредельной, особенно когда ты в рядах «меньшинства» под незаметным, но каждодневным прессом тех, кто присвоил себе право выступать от имени большинства. Нужны новые, продолжающие линию XX съезда ВЛКСМ изменения в политико-правовых, уставных основах жизни комсомола.

Какие? Этот вопрос, на мой взгляд, должен стать предметом обсуждения.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.