К десятилетию со дня смерти В. И. Ленина
Через неделю жандармы перевели юношу, почти мальчика, из темного вонючего подвала в Лукьяновскую тюрьму.
Это было в Киеве, в 1 902 году. Сквозь окно тюремной конторы парнишка услышал пение революционной песни.
Он удивился, другие тюрьмы встречали его глухо и немо. Люди в камерах открывали рты только в забытьи, во сне. Они стонали или осторожно беседовали со сновидением. Это был бред. Здесь пели песни наяву.
Шум был в тюремном дворе совершенно гимназический. Заключенные орали и гремели, как на междуклассовой перемене. Может быть они играли в лапту?
Служители тюремной конторы привычно морщились, но в общем беснование ничем не нарушало их трезвой работы. Они притерпелись к нему. Странная тюрьма!
Парнишку ведут через двор в назначенную камеру. Ага, вот в чем дело! Несколько молодых людей из группы студентов. Они носятся из одного конца двора в другой и по шути сокрушают государственный строй империи. Но чем? Воплями. Они вопят. Они острят. Они глумятся. Обстановка гимназической уборной, где можно распустить язык и отстегнуть слишком туго затянутые в классах пуговицы. Среди шумливых молодых людей маячат молчаливые фигуры других студентов и рабочих - революционеров. Они иначе обучены трудному и скрытному искусству революции. Многоголосый «гимназический»шум они подчеркивают своим осмысленным, замкнутым молчанием. Профессионалы революции! В их числе сидели в Киевской тюрьме Бауман, Литвинов, Бобровский.
Увидев парнишку, люди из (группы крикунов мчатся к (нему с расспросами.
- Откуда? За что? Бедняга, какой он еще клоп! Руку, товарищ! Шуми, шуми! -
(Как будто революция - это прежде всего и только - шум).
Парнишка предпочитает молчание: нет лучшего друга для человека, который знает слишком много. Служители тюрьмы боятся тишины, а не шума. Они боятся молчаливых рабочих, а не галдящих студентов. Как опасен человек, который молчит на допросе, когда ему выкручивают руки, когда слова из него пробуют выталкивать прикладом. Будничный шум надоел студентам. Большие искусники, они устроили праздничный шум. Это была обструкция. Стучали в двери. Гремели табуретки. Выталкивали из камер часовых. - Прокурора - а!
Через 20 минут приехал прокурор Корсаков. Все (разошлись по камерам. Он пошел в обход. Его опрашивали о причинах ареста. Не вынимая книжки из кармана, этот даровитый тюремщик наизусть отвечал каждому его инкриминацию. Какая память!
Вот прокурор дошел до камеры молчаливого парнишки.
Из толпы выходит студент - книжник и голосом народного трибуна спрашивает:
- Зачем вы держите в тюрьме этого мальчика? Он ехал искать заработок. Его вытащили из поезда, таскали по всей России и наконец привезли за тридевять земель, в Киев. Зачем? Это ребенок.
- Как его фамилия? - спрашивает прокурор. Ему отвечают.
- Этот ребенок, - не медля ни минуты, разъясняет книжнику прокурор, - будет сидеть во всяком случае больше, чем вы. Ему инкриминируется организация транспорта, людей, литературы, типографии для подпольного общества, именующего себя «Искрой».
Удивленное молчание. Прокурор следует дальше. Книжник со свитой стоит, раскрыв рот. Потом он подходит к мальчику и спрашивает - впервые тихим голосом:
- Это правда?
- Чушь, - отвечает мальчик. - Какие глупости!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.